— Из-за чего же еще?

— Не думайте, что я трусиха. Я совсем не трусиха. Но знаете, все эти дни я просто в какой-то панике. Поймите только одну вещь — этот человек может все. Он всесилен. И не знает жалости. Совершенно не знает жалости.

— Какой человек? О ком вы говорите?

— Я не могу назвать его имени. Все, вроде бы уже выдала его, а имени назвать не могу. Не могу, и все. Так и кажется, подпишу себе смертный приговор. — Повернулась, — Смешно?

— Совсем не смешно.

— И мне не смешно. Страшно. Вот и сейчас, когда я сижу у вас, страшно. Я не буду пока называть его имени, хорошо? Потом скажу, но пока не буду? Юлия Сергеевна?

— Ну… пожалуйста.

— Этот человек… Этот человек закабалил меня. Опутал, связал по рукам и ногам. Растворил в своих делах. Превратил в ничтожество. И вот теперь, теперь я за все расплачиваюсь. За все. Ну вот… Когда я решила, про себя решила: все, хватит, с его властью покончено, я поняла: как только он узнает об этом, он меня убьет. Ведь он хозяин. Хозяин Ленинграда, понимаете? А узнает он очень быстро. Может быть, быстрей, чем я сама подумаю об этом. Понимаете?

— Не понимаю.

Вздохнула.

— Понять это трудно, пока не увидишь его.

Надо ее успокоить. Во что бы то ни стало успокоить, ее снова начинает трясти.

— Подождите, Марина, кто же бесшумно вышиб дверь на Гранитной? Сами вы не могли бы это сделать.

— Один поклонник. Я позвонила, сказала — потеряла ключ.

— По-моему, вы просто дали себя запугать. Неужели вы действительно так боитесь?

— Действительно. Поймите, у него все рассчитано, а главное, куплено. Была куплена я, был куплен Долгополов. У него еще полно людей. Которые все сделают, что он скажет. У него есть охранники, есть убийцы. Он может купить все, понимаете, все… А я… То, что я решила, на его языке называется изменой, измены же он не прощает. Мне важно было дождаться, когда выйдет Виктор. Ну вот, я и рассчитала, пусть думает, что я убита. Так верней.

— Вы познакомились с ним пять лет назад?

— Мама сказала? Да, Юлия Сергеевна, я познакомилась с ним пять лет назад и стала его любовницей. Стала — а что оставалось делать? Я была девочкой, а он — элегантный, обаятельный, умный, интеллигентный… А потом… Я же говорю, он сначала влюбил меня в себя, осыпал подарками, а потом — растворил в своих делах. И все. Все, конец, Понимаете, конец? — Марина посмотрела на часы. — Без четверти. В одиннадцать я должна позвонить Виктору. Если его не будет — это все.

— Что значит «все»?

— Я объясню. Я вам все объясню, Юлия Сергеевна, только разрешите глоток кофе?

— Конечно. Может быть, подогреть?

— Ничего. — Взяла чашку, отхлебнула. — Но даю слово, когда… Когда он меня попросил об этом, о монете, я не знала, что он решил убить Лещенко. — Повернулась. — Вы верите мне, Юлия Сергеевна? Я ничего не знала об убийстве, он сказал мне только, подмени монету… Честное слово. Я ведь не знала, для чего это.

— Подменить монету? Какую?

Вздохнула, откинулась в кресле:

— Серебряный рубль. С профилем Елизаветы. Я не знала, что это… Что все это лишь для того, чтобы подставить Виктора. Если бы я знала, неужели бы я это сделала? Неужели? Юлия Сергеевна, скажите — разве я сделала бы это?

— Значит, Долгополов познакомил вас с Лагиным по инициативе этого человека? Кажется, это произошло в «Севере»?

— В «Севере».