Изменить размер шрифта - +
Па пришел и меня разбудил, и я встал, пошел попить из колодца, а тут и он едет. Та-акой у него отличный гнедой, за целый год красивше не видел. Три белых чулка. И шаг мировой. На другой лошади рысью догонять придется, как он шагает.

— Куда он поехал? Где оставил лошадь?

— Я откуда знаю? Я пошел назад, спать завалился. Он прямиком по Главной улице катил, когда я его видел. Лошадь не видел больше, нет. Самого видел еще два раза, может три. Днем он крутился по городу и вечером — пьяный был.

— Пьяный, говоришь?

— Ну, с виду так. Идет по улице, шмяк об стенку. Головой потряс, дальше пошел. Со стороны на сторону его водит… пьяный будто, но может, и больной. Может, он просто больной был, маршал.

— Спасибо, Билли, — сказал Чантри и продолжил свой путь по улице.

У старого сарая его ждал Большой Индеец.

— Дай доллар, выкопаю могилу.

— Хорошо, выкопай. Поглубже только. — Чантри уже отворачивался, когда его настигла мысль. — Слушай, этот человек приехал в город на высокой гнедой лошади, три ноги белые. Видел такую?

Большой Индеец вытащил из угла лопату и вернулся к дверям.

— Большая лошадь? Семнадцать ладоней?

— Может быть, семнадцать.

— Видел его. Ехал на север.

На север? Борден Чантри постоял, раздумывая. Человек приехал на «та-аком отличном гнедом»… где же все-таки этот гнедой? Хозяин умер, лошадь должна быть поблизости.

Поглядел налево, потом направо. Джонни Маккой, отец Билли, сидит на краю тротуара у «Корраля».

Чантри пришло в голову, что он еще не задавал вопросов, относящихся к преступлению, в том месте, с которого следовало бы начать, — в салуне «Корраль», принадлежащем Тайму Рирдону. Сказано же, что жертва была под мухой.

Рирдон, небольшой человечек с хитрыми, осторожными глазками, гладенько причесанный, стоял за стойкой.

— Как жизнь, маршал? Что, заботы гнетут?

— Криминал случился. Погиб человек высокого роста, ходил в замшевом жакете. Не видал его?

— Был здесь. Опрокинул стаканчик и ушел.

— Мне говорили, он был пьян.

— Пьян? Вряд ли, но если нализался, то не у меня.

— Сомневаешься, что он мог быть пьяным? Почему так?

Рирдон выудил из ящика сигару, обрезал конец ее и зажег.

— Не того сорта парень. Я в своем деле собаку съел, маршал, и тот человек не был большим поклонником алкоголя. Немного выпить мог, но чтобы надраться? Сомневаюсь.

— Знал его?

Рирдон поколебался. На секунду дольше, чем должен бы.

— Нет-нет… не знал. Но кое-что могу о нем сообщить.

Улыбнулся, не разжимая тонких губ. А глаза остались холодными.

— Ты же знаешь, я всегда готов помочь стражу порядка. Скажу так. Кто бы он ни был, он ни от кого не убегал и на за кем не гнался. В драке на револьверах я поставил бы на него, не задумываясь, и он был при деньгах.

— То есть как это при деньгах?

— Несмотря на все его предосторожности, я их приметил. Слева под поясом у него висел мешочек. Золото, что же еще.

— И выпил только одну порцию?

— Только одну, и все на этом. Заплатил четвертак. Ты же знаешь, у меня выпить стоит четвертак за два раза. — Рирдон не спеша попыхтел сигарой. — Кричу ему вслед, что ему еще стопарь причитается, а он отвечает, спиши со счета. Или налей тому, кому это нужнее, чем мне.

— Когда я спросил, не видал ли ты его до этого, ты ответил не сразу.

— Не сразу? Ну, может, и так. Я вот как это представлю.

Быстрый переход