Существовавшее в далеком прошлом разделение между сословиями патрициев и плебеев стало беспредметным, так что в эпоху Цезаря термином «плебеи», или собирательным понятием «плебс», обозначались беднейшие – вплоть до совершенно неимущих – слои населения римского города государства (именовавшиеся прежде «пролетариями», то есть «производителями потомства» – prolеs – как не способные дать республике ничего, кроме своего потомства). На эту городскую бедноту одинаково свысока взирали «нобили» как патрицианского, так и плебейского происхождения.
«Нобилитетом», или «нобилями» (лат. «знатными», «благородными») именовалась образовавшаяся в результате постепенного слияния патрицианской и плебейской верхушки знать тогдашней Римской державы, обладавшая и пользовавшаяся исключительным правом занимать государственные должности (на которые их соискатели не назначались, а избирались). Поэтому римских «нобилей» ни в коем случае не следует считать чем то вроде профессионального чиновничества на государственном жаловании, вроде чиновничества, сложившегося, гораздо позднее, в условиях монархического строя, как Римской империи, так и ее преемницы – Ромейской василии, или Романии (более известной под названием «Византия»).
Римская кузница
Римские нобили были крупными землевладельцами латифундистами, которым их богатство позволяло делать карьеру на государственной службе (в древнем Риме исполнение государственных должностей не оплачивалось, ибо служить государству считалось честью и привилегией). Хотя магистраты и не получали жалованья от Римского государства, служа, вроде бы, исключительно «из чести», они были уверены в том, что, управляя одной из провинций (покоренных римлянами силой оружия территорий), рано или поздно смогут вознаградить себя сторицей за расходы, понесенные ими перед тем на получение и исполнение той или иной государственной должности (включая подкуп вечно голодных «производителей потомства», являвшихся, как «свободные римские граждане», избирателями, продававшими на выборах свои голоса тем или иным богатым и знатным соискателям государственных должностей, о чем еще будет подробно рассказано далее).
Эти вечно озабоченные (во всяком случае – на словах) поддержанием славных римских традиций – «нравов древних» (по латыни – «mos maiorum») потомки прежних консулов и триумфаторов , места в сенате которым были обеспечены уже одним их родовым именем, эти магнаты, у каждого из которых было «земли – птице не облететь, а казны – видимо невидимо» («Сатирикон»), взиравшие с «высокомерием могущества», или «высокомерием силы» властителей Вселенной на все неримское, были, в сущности, невзирая на всю свою велеречивую республиканскую и «антимонархическую» риторику, не «столпами римского народоправства», не «гарантами римской гражданской свободы», а своего рода «некоронованными царьками», их семейства – «династиями», их дочери – принцессами, выдаваемыми замуж с единственной целью упрочить и приумножить славу и влияние своего дома. Не зря послу союза греческих полисов (городов государств), попавшему в римский сенат, тот показался «собранием царей».
Покоренным римлянами народам не раз приходилось испытывать на себе всю тяжесть династической власти такого аристократического дома, личной спеси и гордыни его кичливого главы, или, как выражались римляне – «достоинства» (лат. dignitas). Полные невероятного эгоизма и высокомерия, знатные римские наместники и военачальники не рассматривали (и не вели) себя как слуги своего государства, но беззастенчиво использовали всю полноту данной им этим государством власти для приумножения своих собственных богатств и своего собственного величия (со всеми соответствующими атрибутами). |