Были у него стрессы и со стороны начальства. Человек честный, прямой, увлеченный своим делом, он часто мог более энергично, чем это любит начальство, добиваться от директора необходимого оборудования и средств для своей лаборатории. На этой почве у него были неприятные разговоры, которые делали его взаимоотношения с директором не слишком теплыми. И несмотря на то, что он был одним из самых выдающихся ученых, день его шестидесятилетия никак не был отмечен, если не считать очень сухого и скромно написанного приказа по институту. Москва никак не реагировала на этот юбилей.
Хотя он был человеком крупного масштаба и мало обращал внимания на внешние эффекты, все же такое откровенное пренебрежение неприятно кольнуло в сердце. Он слегка занемог. Обратившись к врачу, узнал, что у него резко подскочило давление, а сделанные рентгеновские снимки показали большие склеротические изменения в аорте. Несмотря на столь грозные симптомы, он не стал лечиться, а еще больше времени проводил в лаборатории, стараясь на работе отвлечься от неприятных дум.
Вскоре подошло время его переизбрания на очередной пятилетний срок. И несмотря на то, что его трудовая деятельность не только не слабела, но продолжала набирать темпы, директор как-то уклончиво сказал ему, что его ставить на голосование не хотят, так как у него уже пенсионный возраст. Он был страшно обижен, даже оскорблен такой несправедливостью. Он знал, что в институте имеется немало профессоров старше него, не дающих уже давно ни научной продукции, ни молодых научных кадров. Он слег. Вызванный врач определил резко повышенное давление. Больной жаловался на какие-то неясные, тупые боли в животе. Врач, осмотрев больного, ничего, кроме высокого давления, не отметил. В животе никакой патологии не выявил, отметив только ненормальную пульсацию аорты. На следующий день к нему зашел заместитель директора и, не спросив о здоровье заговорил о том, что они с директором посоветовались и решили что профессору лучше подать заявление об уходе на пенсию. «У нас появился подходящий кандидат на Ваше место. Не хотелось бы упускать его», — совершенно откровенно заявил заместитель директора. Профессор ничего не ответил. Он почувствовал очень резкую боль в животе. Сказал: «если можете, вызовите мне "Скорую"», — отвернулся к стене и потерял сознание.
Его доставили к нам в клинику в состоянии коллапса. Пульс не прощупывался, сердцебиение было частым и слабым.
Перелив небольшое количество крови и дав сердечные средства, мы подняли давление и тщательно осмотрели больного. В брюшной полости мы прощупали большую опухоль, занимавшую большую часть левой половины живота. Опухоль слабо пульсировала и шла вдоль аорты. Узнав от врача «скорой помощи», что накануне она никакой опухоли не находила, мы поняли, что это произошел разрыв аорты. Но кровотечение было не в брюшную полость, а в окружающую клетчатку. Кровотечение, по-видимому, остановилось. Но надолго ли? Этого никто сказать не мог.
Обсудив положение больного, поговорив с ним и с его родными, мы решили пойти на большую операцию — иссечь участок аорты, где был разрыв, и заменить его эластичной трубкой из дагерона. Операция сложная, длительная, но закончилась она благополучно. После этого мы еще нескольких больных прооперировали при разрыве аорты. Результаты наших операций были опубликованы. А наш больной поправился, выписался из клиники в хорошем состоянии.
При атеросклерозе внутричерепных артерий наши хирургические возможности очень ограничены. Такие операции находятся в компетенции нейрохирургов. Но мне нередко приходится иметь дело с больными, у которых выраженные мозговые явления вызваны закупоркой крупных сосудов, идущих к мозгу. Установить такую закупорку можно только путем введения контрастного вещества в аорту и крупные сосуды с последующими рентгеновскими снимками.
Установив место закупорки, решают вопрос об операции. Сложность заключается в том, что всякие манипуляции на сосудах, питающих мозг, должны происходить без перерыва его кровоснабжения. |