Сдержав желание ловить ртом воздух, я заколебался. Стоит ли Мона таких усилий? И тут же понял: это вопрос принципа. Позволь одной девочке слинять, моментально и остальные разбегутся. И не успеешь глазом моргнуть, как будешь спать один-одинешенек.

Моне нужно преподать наглядный урок. Я должен иметь возможность сказать Хетти, Адели и Зое: «О'кей, сестричка, но не забывай, что случилось с дамочкой, которая решилась бросить Арта Аткинса».

Место, куда я направлялся, находилось в сотне ярдов от центральной улицы Духов. Ну, я побрел туда и просто шутки ради попытался остановить одну из муниципальных цистерн со сжиженным кислородом, которые в эти дни во множестве курсируют по улицам. Уродливые штуки. Лично мне кажется, что, если хочешь вдыхать нормальное количество кислорода, нет смысла просто выпускать его в воздух. Эти цистерны представляют собой простейшие машины серийного производства, с электрическими моторами, перезаряжаемыми батареями и выступающими передними сиденьями.

Как обычно, никто даже не подумал остановиться, чтобы подвезти меня бесплатно. Поскольку я уже смирился, то поднял руку с зажатой в ней двадцатидолларовой банкнотой. И — пожалуйста, никаких проблем. Я сказал водителю, куда мне надо, и он кивнул на заднее сиденье. Дополнительного кислорода тут нет, но, по крайней мере, сидеть можно и бока не отобьешь.

За двадцать долларов я, как правило, езжу на переднем сиденье; но я воспринимаю этих парней такими, какие они есть. Оказавшись внутри, я показал ему деньги. Он кивнул на пепельницу — дескать, положи туда — и потом выдал очередную банальность, улыбаясь с поджатыми губами:

— Если хотите, я отвезу вас к ближайшему убежищу, — и быстро добавил, как будто ожидая с моей стороны враждебной реакции: — Нечего храбриться перед лицом того, что на нас надвигается.

— Послушайте, я собираюсь навестить свою девушку, — терпеливо ответил я. — А уж если мне вздумается отправиться в убежище, я воспользуюсь своим личным входом.

Он, наверное, решил, что это шутка. В зеркале заднего обзора я снова увидел эти его поджатые губы. Тем не менее он, казалось, немного расслабился. И сказал тоном светской болтовни:

— Странные люди попадаются в последние месяцы. Естественный отбор дает нам новый взгляд на человеческую расу. Год назад у входа в убежище огромные толпы людей стояли лагерем. Это одна категория. Когда три месяца назад войти в конце концов разрешили, они хлынули внутрь. Потом появились другие категории; психологи насчитывают около сотни различных эмоциональных типов. Ну а сейчас возник особый тип взаимоотношений между мужчинами и женщинами, где мужчина играет нехарактерную для него доминантную роль. — Он помолчал, явно колеблясь. — Можно задать вопрос?

Я удивился.

— Вы оказали мне любезность, согласившись подвезти. Конечно, спрашивайте.

— Почему вы как бы не удручены всем происходящим? — Он взмахнул свободной рукой, охватив этим жестом половину горизонта. — Ну, что кислорода не хватает? Грядет большое изменение. Почему вы не пытаетесь укрыться в безопасном месте?

В терминах здравого смысла это объяснить нелегко. Я и не стал пытаться, просто сказал с сожалением:

— Вы не похожи на школьного учителя, а я не настроен выслушивать лекцию на банальные темы. Может, это годится для ребятишек, но я, знаете ли, уже четырнадцать лет как окончил среднюю школу.

— И все же, — с той же улыбочкой настаивал он, — вы хотите жить. — Он не рассчитывал, что я смогу умереть естественной смертью. — Природа больше Человека; и, уж конечно, она больше одного человека.