«Интересно, – думала Надежда Николаевна, в очередной раз пригибаясь, – если даже я, при своем не слишком большом росте, здесь прохожу с трудом, как тут перемещаются высокие мужчины?»

Это вопрос остался без ответа. Пройдя по коридору метров двадцать, Надежда наконец увидела на двери надпись: «Склад».

За этой дверью оказалась перегородка с широким столом, как в камере хранения. По ту сторону перегородки коренастая женщина в несвежем халате рылась в большой кожаной сумке. Услышав шаги Надежды, женщина вынырнула из сумки, торопливо застегнула «молнию» и повернула к двери лисье личико с вороватыми бегающими глазками.

– Что вам, женщина? – спросила она неприятным льстивым голоском. – Сдать или получить?

– Ничего, – резко ответила Надежда.

Ей отчего то расхотелось отдавать этой вороватой личности дорогой кожаный кейс. Сам то чемоданчик немало стоит, а судя по тому, как волновался из за него Кулик, содержимое должно быть еще дороже… а тут к чужому имуществу относятся, судя по всему, без всякого почтения! Проще говоря, попрет тетка чемоданчик вместе со всем содержимым и в два счета докажет потом Кулику, что никто ей ничего не сдавал. И Надежда будет иметь бледный вид, еще на нее подумают.

– А если ничего, так зачем тогда пришли? – спросила кладовщица. Льстивые нотки испарились из ее голоса, но приятнее он от этого не стал.

– Дверью ошиблась! – весьма нелюбезно ответила Надежда Николаевна и отправилась в обратный путь.

По всему выходило, что придется ей вернуться в больницу после четырех часов и отдать кейс больному Кулику в собственные руки. Истинно говорят, вздохнула Надежда, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным! Вот проявила вчера человеколюбие, согласилась взять кейс, так теперь носись с ним по всему городу как с писаной торбой!

Вера открыла глаза и недоуменно уставилась на потолок. Потолок был не тот, который она привыкла видеть, просыпаясь. У нее в комнате ржавое пятно на потолке с левой стороны дивана, а здесь – с правой. И само пятно не такое. У Веры оно напоминает двугорбого верблюда, который долго и размеренно идет по пустыне, то есть по потолку. Здесь же пятно было гораздо больше и похоже на карту какого то материка, кажется, Африки… Вера повернулась и поняла, что диван тоже не тот. Скрипят пружины и пахнет пылью и еще чем то неуловимо знакомым и приятным. Вера села на диване, потрясла головой и наконец вспомнила все. Она сегодня спала в бабушкиной комнате, на бабушкином старом продавленном диване. И пахло здесь бабушкиной любимой лавандой. Она прокладывала шелковыми мешочками с сушеной лавандой белье в шкафу, полотенца и шерстяные вещи. Эти мешочки назывались забытым словом саше. Бабушки нет уже больше двух лет, а Вера все никак не может выбросить ее вещи. И даже отдать кому то жалко. Так и висят в шкафу старенькие платья и вязаная шаль. В ящике стола бабушкины очки, записная книжка, какие то ненужные уже теперь документы, Вера никак с ними не разберется.

Вера встала и босиком подошла к окну, чтобы раздернуть плотные занавески. Пахнуло пылью, и на улице было непривычно светло. Вера взглянула на часы – так и есть, она проспала! Одиннадцатый час, а на работу ей к половине десятого! Впрочем, какая уж теперь работа… Вера прислушалась. В квартире царила абсолютная тишина. Олег давно ушел на работу. Как только в голове всплыло имя мужа, Вера скривилась, как будто проглотила сразу половинку лимона без сахара. Она осторожно высунула голову в коридор. На вешалке не висела курка Олега, а под зеркалом отсутствовали ключи от машины. Вера приободрилась и направилась в ванную.