Зашли в беседку. Острие ножа снова упёрлось Пельменю в брюхо.

— Бессмертный? — снова зашипел Цыган.

Саня промолчал. Че не говори, это дебил не послушает. Так чего воздух зазря сотрясать.

Цыган начал шмон. Достал бабки. Переложил к себе в карман.

Пельмень терпел. Выжидал. Сейчас, ножик опустит и тогда к делу.

Цыгану показалось мало полученных рублей (бабки, бывшие в «тайнике» Вася тоже забрал).

— За косяк отвечать надо и за базар! — Цыган играл ножиком показушно, описывая у живота Пельменя восьмерку. — Ставлю вас на лаве, завтра принесёте по рублю с рыла. Понятно? Не принесёте — счётчик запущу. Пятьдесят копеек в день…

Рыжий детина с большим родимым пятном у живота, ткнул пальцем в Малого.

— Цыган, гля, у этого золотишко есть. Нужно?

Вася аж подобрался. Переключился разом на Малого. На шее у Сёмы висела чёрная ниточка, на ней — золотой крестик. Масенький такой, так сразу и не разглядишь.

— Стоямба, — прошипел Цыган и подозвал Малого к себе пальцем.

— Это мне б-б-бабушка на крещение п-п-подарила, — проблеял Сёма, разом побледнев.

Цыган потянул нитку, вытащил крест. Закивал — удовлетворенно.

— Снимай, че. Было ваше стало наше.

— Это мне б-б-ба…

— Ещё подарит. Снимай говорю, — перебил Васька.

Цыган прислонил нож к груди Малого.

Пельмень стиснул кулаки. И больше их не разжал.

— Пацаны, харе беспределить? — вставил.

— Хлебало завали, — рявкнул Цыган, снова зверея.

Нитку решил перерезать, не дожидаясь, пока Сёма крестик снимет.

— Не надо, пожалуйста пожалуйста… — завыл тот.

Пельмень выжидать дальше не стал.

Шаг.

Короткий прямой.

Удар напомнил толчок, но и этого хватило чтобы цыган которому прилетело в бочину, отлетел кубарём, перевернулся через скамью.

Пельмень попятился, выходя из беседки и становясь в боевую стойку. Непривычно то как, руки словно сардельки — неподвижные, мясистые.

— Беги Малой! — все, что успел сказать Пельмень.

И Сёма рванул, что дай Боже, аля Усейн Болт.

Бах!

Это уже прилетело в бороду Пельменю.

Жестко.

Саня видел удар — рыжий бил колхозника из под жопы. При ударе зажмурился. Чтобы уйти от такого удара достаточно чуть повернуть корпус или сделать шаг в сторону, на край — выставить жесткий блок. Но прилетело между рук. Вырубить зрячим разовым ударом — тяжело. Но Саня попятился, споткнулся и завалился по инерции.

Прокол он анализировал, падая как тот самый большой шкаф на землю.

Слились и завертелись беседка, небо, шпана.

Тело отказывалось слушаться.

Хлобысь!

Туша распласталась на земле. Шпана стаей одичалых собак бросилась на добивание.

Удары летели жёсткие, чувствительные, но таки без критического вреда.

Минусов у этого тела куча. Но есть один несомненный козырь — жировая броня, пробить которую не так просто.

Пельмень терпел, кое как перекрывался, прятал голову, чтобы не прописали пенальти. И думал о том, что Цыган, возбудившись вгонит ему перо под ребро.

Цыган поднялся, перелез через лавку. Глаза — безумные. Нож перекидывает из руки в руку. Несётся на Пельменя!

— Убью!!! — орет.

И пырнул бы!

Вот только раздался оглушительный свист. К месту ЧП нёсся участковый, в одной руке держа свисток, другой придерживая фуражку.

— Вон они, товарищ милиционер. Вон этот падлюка! Ножом угрожал дитю…

Клавдия Ивановна таки позвонила в ментовку.