Изменить размер шрифта - +
Иногда, когда писательница двигалась или наклонялась вперед, к ведущему, металл поблескивал в ярком свете софитов. Они секретничали на глазах миллиона зрителей, но Ингвар не воспринимал ни одного слова, пока светловолосый мужчина не спросил:

— Что вы там делали? Зимой на Ривьере?

— Писала, — ответила она. — Я работаю сейчас над романом про автора детективов, который начинает убивать людей, потому что ему скучно.

Все засмеялись. В студии смеялись, это воспринималось как дрожь, как грохот пола. Смеялись и в той маленькой комнате, в которой стоял Ингвар, смеялись громко и долго, а ведущий смеялся громче и дольше всех.

— Можете говорить что угодно, — продолжила свою мысль Венке Бенке, когда все наконец-то успокоились, — но если кто-то и умеет убивать, то это мы, писатели. И более того... — Она широко улыбнулась, мягко, по-матерински положила руку на плечо ведущему и добавила: — Мы знаем, как сделать так, чтобы нас не поймали!

— Черт побери, Ингвар! Ну и история!

Ингвар рассказал о том, о чем нельзя было рассказывать.

— Да, — протянул он. — Такая вот история.

В маленьком доме на Сагвайен, сразу за старой прядильной фабрикой у Акерсельва, в кирпичном камине весело горели дрова. Была поздняя ночь. Ингвар сидел, откинувшись на спинку кресла. Когда он закрывал глаза, то слышал шум водопада у Мюлла, в паре километров дальше на юг. Дождь сделал непроницаемой темноту за окном. В доме было жарко, Ингвара клонило в сон.

Его собеседник вышел, взял на кухне два бокала. Ингвар слышал звон кубиков льда.

— Держи, — сказал Бьорн Буек и протянул ему стакан с большой порцией виски, потом подбросил дров в огонь и сел в другое кресло. — Ингер Йоханне одна дома?

— Нет. Она ночует у родителей. Только сегодня. Она считает, что Венке Бенке все равно знает, где и когда мы находимся. Поэтому она не хочет, чтобы мы ночевали под одной крышей с детьми. Этой женщине, очевидно, нужны мы вдвоем. Не дети. Мы останемся дома, Кристиане какое-то время поживет у Исака. За Рагнхилль присмотрит мама Ингер Йоханне. По ночам. Бог знает, сколько мы сможем выдерживать такую жизнь.

Бьорн Буек положил ноги на пуфик и сделал глоток виски.

— Ты действительно в этом уверен? — задумчиво спросил он.

— В том, что ей нужны мы? Нет. Но я на сто процентов уверен в том, что она убила Вибекке Хайнербак, Вегарда Крога и Ховарда Стефансена. — Ингвар замолчал, изучая свое отражение в желтоватой жидкости. — И мне еще никогда не доводилось говорить, что я совершенно уверен в виновности подозреваемого. Причем в деле, которое начисто лишено доказательств.

— Хорошо, что ты сам это сказал, — улыбнулся Бьорн Буек. — Потому что, насколько я понимаю, нет ничего, что хотя бы отдаленно напоминало разумное основание для подозрений.

— Именно поэтому я и пришел к тебе посреди ночи. Без предупреждения.

— Все в полном порядке. После того как Сара переехала...

— Мне очень жаль, Бьорн. Я должен был тебе позвонить, когда я об этом узнал...

— Да брось! Это жизнь. Мы все бегаем по делам. Мы всегда заняты. Нам хватает проблем и в собственной жизни, нет нужды загружать себя чужими. У меня все хорошо, Ингвар. Я в каком-то смысле... преодолел это. И я очень ценю то, что ты пришел сегодня.

Бьорн Буек улыбнулся и поставил свой бокал на маленький столик между ними. Это был большой и сильный мужчина одного возраста с Ингваром. Они дружили с того самого дня, когда, оба коротко стриженные, с синими рюкзаками, болтавшимися на узких, загоревших за лето плечах, в 1962 году в первый раз пошли в первый класс.

— Можно сказать, — произнес он задумчиво, — что наш Уголовный кодекс только в малой степени учитывает возможность убийств, лишенных мотива. Если улик слишком мало или они только косвенные, тогда мы основываем обвинение на мотиве.

Быстрый переход