— Сколько они там зарабатывают в парламенте?

— Для такого ремонта недостаточно, — ответил Ингвар и ущипнул себя двумя пальцами за переносицу. — Когда здесь была полиция?

— Сегодня утром, часов в семь. Ее парень, его зовут Тронд Арнесен, перевернул все на месте преступления вверх дном, потом его вырвало, он стащил ее с постели, ну и так далее. Ты видел спальню?

— Ммм.

Ингвар подошел к кухонному окну. Послеобеденные сумерки сгущались за стеклом, легкая туманная дымка лежала над Лиллестрём и предвещала снег ночью. Он осторожно отодвинул в сторону полукруглый кухонный стол и придвинул лицо совсем близко к стеклу, не касаясь его. Он постоял так какое-то время, погруженный в собственные мысли, не реагируя на комментарии Зигмунда, которые становились все тише, по мере того как он удалялся от кухни.

Он посмотрел на компас в своих крутых наручных часах. Мысленно представил карту. Потом отошел на шаг назад и закрыл один глаз.

Если выкорчевать три ели в конце сада, сровнять с землей маленький холм к северо-востоку от дома, взорвать небольшой дом на несколько квартир в сотне метров отсюда, тогда можно будет увидеть то место, где не далее как семнадцать дней назад убили Фиону Хелле.

Между местами совершения двух преступлений было не больше полутора километров.

— Это вообще возможно? Я имею в виду: может ли быть между этими убийствами связь?

Ингвар Стюбё жадно поглощал жареную картошку и тянулся за бутылкой кетчупа «Хайнц».

— Тебе обязательно все есть с кетчупом?

— Ты веришь? В связь.

— Я ухожу! — прокричала Кристиане из коридора.

— Господи боже! — испугалась Ингер Йоханне и побежала вниз по лестнице с Рагнхилль на руках. — Она не спит!

Кристиане прижималась носом к входной двери. На ней был красный пуховик, сапоги надеты не на ту ногу. Она обмотала шарфом горло, надвинула шапку на глаза, в каждой руке сжимала по варежке. Она прижалась к закрытой двери всем телом и заявила:

— Мне нужно идти.

— Не сейчас, — сказала Ингер Йоханне и протянула Ингвару младенца. — Уже слишком поздно, больше девяти. Ты ведь уже легла спать, и... Ты не хочешь подержать немного Рагнхилль? Правда, она красивая и сладкая?

— Некрасивая, — фыркнула Кристиане. — Гадкий ребенок.

— Кристиане! — Ингвар сказал это таким резким голосом, что Рагнхилль разрыдалась. Он сердито покачал девочку, бормоча что-то в мягкое одеяло, в которое она была завернута. Кристиане начала выть. Она раскачивалась с ноги на ногу и стучала лбом о стену. Вой перешел в отчаянный шелестящий хрип.

— Папа! — захлебывалась она. — Мой папа! Я хочу к папе!

Ингер Йоханне развела руками и обернулась к Ингвару, стоявшему на середине лестницы.

— Может быть, так действительно лучше, — неуверенно произнесла она. — Я думаю, что...

— И не начинай даже, — прервал ее Ингвар. — Она была у Исака целую неделю. Теперь она должна побыть у нас. У нее должно появиться чувство причастности, она должна к нам прислушиваться. Должна понять, что это ее...

Плач младенца наконец утих. Темно-красное родимое пятнышко двигалось на розовой щеке. Волосы на макушке были похожи на пух. Рагнхилль вдруг моргнула, неохотно, как будто после долгого глубокого сна. Гримаса обнажила ее десны.

— ... ее сестра, — договорил он и коснулся губами детской головки. — Кристиане должна остаться здесь. Она пойдет к Исаку через несколько дней.

— Папа! Я иду к папе!

Ингвар спустился вниз, в небольшую прихожую на первом этаже. Тепло, шедшее от пола, чувствовалось даже сквозь шерстяные носки, он боялся, что электрик сделал ошибку при ремонте. Бог знает, когда у него будет время это проверить. Он осторожно отдал малышку Ингер Йоханне.