Изменить размер шрифта - +
О ткачах, добившихся победы. Ты, может быть, не знаешь, Теофиль, но песня «Марсельеза» прославила город Марсель. Её сочинил офицер Руже де Лиль. Я верю, что Лионезу — песню, посвящённую Лиону, — напишет твоя сестра Люсиль. Ей это по силам. Ты, Ив и Гектор, вы будете её петь и многие другие тоже. Её будут петь даже тогда, когда мы с Люсиль состаримся… Как ты думаешь, она напишет?

И Теофиль без раздумья ответил:

— Напишет!

 

Эпилог

 

Вечерело. Франсуа сложил свой инструмент. Катрин тихохонько подмела пол под верстаком, стараясь не мешать беседе отца с Жаком и Клераном. Она прислушивалась к тому, что они говорили, но не подавала и вида, что их разговор её интересует.

— Что поделаешь! — говорил спокойно Франсуа. — Не в том беда, что господин Куантро просто-напросто выгнал Ксавье, а в том, что прошло уже четыре месяца, а с работой у него ни туда ни сюда. Куда он ни обращается — всюду отказ.

— Да, — веско сказал Жак. — Надо набраться терпения. Пока мы, старики, ещё способны работать, нашим детям нечего бояться нужды. К тому же Клеран всё время достаёт для Ксавье переписку ролей, да и чертежами Ксавье обеспечен.

— Я совсем не хочу сказать, что мне нужен заработок Ксавье, — упрямо твердил своё Франсуа. — Но ведь не зря же он учился в своей школе. Он инженер, и ему бы надо работать, как инженеру, а не роли переписывать. Это годилось, когда он был студентом…

— Что вы тут толкуете о Ксавье, — вмешался Клеран, — с ним теперь Люсиль, и ему никакие бури не страшны, не то что безработица. С такой женой можно ничего не бояться в жизни…

— Что верно, то верно, с Люсиль не пропадёшь, — сказал Франсуа с таким же пылом, с каким только что выражал своё разочарование.

Разговор незаметно перешёл к обсуждению очередных политических дел.

И конечно, в первую очередь заговорили о лионцах, о предстоящем суде над лионскими рабочими, который должен состояться не в Лионе и не в Париже, а в городе Риоме, относящемся совсем к другому департаменту, чем Лион. Власти не хотели, чтобы судебные заседания происходили вблизи Лиона, ещё меньше, чтобы это происходило в Париже, городе, известном своими революционными настроениями.

— Как это всё нескладно получилось, — произнёс Жак. — Вот в прокламации, которую в памятные дни Лионского восстания разбрасывали на парижских улицах, прямо говорилось: «Дело Лиона — наше дело!» А в чём это выразилось? Париж послал войска в подкрепление лионского гарнизона! Вот, в чём выразилась его помощь! Вот как обернулось для лионцев общее с парижанами дело!

— Что ж! Наш «щедрый» король тоже оказал помощь Лиону, — желчно подхватил Клеран. — Он приказал за свой личный счёт купить в Лионе шёлковых материй на шестьсот сорок тысяч франков, чтобы таким образом дать ткачам работу. «Как щедро! Как великодушно с его стороны!» — повторяют те, кому во что бы то ни стало хочется верить в «благородство» короля. А откуда, спрашивается, у короля этот так называемый «личный» счёт? Всем известно, что на свои личные расходы он получает двести миллионов франков в год. Но ведь это те же народные деньги. А вот стоило ему теперь дать лионцам эту подачку, и все твердят: «Какой добрый у нас король!» Что значит для него, при его доходах, шестьсот сорок тысяч франков! И надолго ли их хватит, чтобы обеспечить работой всех ткачей!

— Посмотрим, как пройдёт процесс лионцев. Если дадут возможность подсудимым и адвокату рассказать на суде правду о том, что произошло, может быть, это будет хорошим уроком для тех, кто ещё не понял или не захотел понять смысла лионских событий, — сказал Жак.

Быстрый переход