-  Они лишь проявление действительности. Возьмем то же молчание. Где-то существует суть молчания, душа молчания. Ничто, ставшее чем-то, отсутствие столь абсолютное, что оно приобрело вещественную форму. Кто из вас хоть когда-нибудь слышал полное молчание? Никто! Всегда существуют какие-то звуки - шепот ветра, гудение насекомых, даже шорох растущей травы или шепот песчинок в пустыне. Но в сердцевине молчания вообще нет звуков.

    -  Раама, - сказал Ка-ну, - когда-то заключил духа молчания в некой огромной крепости и запечатал его навсегда.

    -  Да, - сказал Брул. - Я видел эту крепость. Такая огромная черная штука на вершине одинокого холма в глуши Валузии. С незапамятных времен это прозывается Черепом Молчания.

    -  Ха! - вмешался заинтересовавшийся наконец Кулл. - Друзья мои, я был бы не прочь поглядеть на эту штуку!

    -  Владыка царь, - возразил Кутулос. - Неразумно нарушать покой содеянного Раамой. Ведь он был мудрее любого из живущих. Я слышал легенду, что своей магией он заточил демона. Не магией, скажу я, но своим знанием природных сил, и не демона, а некую стихию, угрожавшую существованию людей. А мощь этой стихии подтверждает то, что даже самому Рааме не удалось уничтожить ее. Он смог лишь ввергнуть ее в заточение.

    -  Довольно! - нетерпеливо отмахнулся Кулл. - Раама помер столько тысяч лет назад, что при одной мысли об этом у меня голова кругом идет. Я отправляюсь посмотреть на Череп Молчания. Кто поедет со мной?

    Все слышавшие его в сопровождении сотни Алых Убийц, могущественнейших воинов Валузии, скакали с Куллом, когда на рассвете он выехал из столицы. Их путь поднимался все выше среди гор Зальгары, пока, после многодневных поисков, они не добрались до одинокого холма, мрачно поднимавшегося над окружающим плато. А на его вершине высилась угрюмая крепость, черная, как дурная судьба.

    -  Это то самое место, - сказал Брул. - Никто не живет ближе сотни миль от этой крепости, да и не жил на памяти людей. Этот край слывет проклятым.

    Кулл осадил своего огромного жеребца и огляделся. Все молчали, и Кулл ощутил окружавшее его странное, почти невыносимое безмолвие. Когда он заговорил вновь, все вздрогнули. Куллу казалось, что от крепости на холме исходят волны убийственной тишины. Окрест не пела ни одна птица и ветер не шевелил ветви застывших деревьев. Когда всадники Кулла стали подниматься по склону, стук подков их коней по скалам доносился, казалось, из бескрайней дали и не порождал эха.

    Они остановились перед крепостью, нависавшей над ними, словно темное чудище, и Кутулос вновь попытался переубедить царя.

    -  Кулл, подумай сам! Если ты сорвешь эту печать, ты можешь выпустить в мир чудовище, чью мощь и ярость не одолеет ни один человек!

    Кулл, сгорая от нетерпения, отмахнулся. Он был весь во власти своенравной причуды, обычного греха властителей, и хотя обычно ему было свойственно благоразумие, он уже принял решение и отговорить его было невозможно.

    -  Там, на печати, есть древние письмена. Кутулос, - сказал он. - Прочти их мне.

    Кутулос неохотно спешился, и остальные последовали его примеру, кроме воинов, оставшихся сидеть на своих конях, бронзовыми изваяниями под бледными лучами солнца. Крепость скалилась на них, словно незрячий череп, ибо в ней не было ни одного окна. И лишь одна огромная дверь, сделанная из железа, была перекрыта засовами и опечатана. Создавалось впечатление, что все здание представляло собой одно огромное помещение.

    Кулл отдал несколько приказов, касавшихся расположения охраны, и был раздражен тем, что ему приходилось напрягать голос, чтобы командиры расслышали его.