Изменить размер шрифта - +
Так что мы шли медленно, замирая у каждого перекрестка,
     — Меня откомандировали сюда, — рассказывал Швцкин, — потому что пропали двое рядовых. Пацаны на простые, они раньше Периметр охраняли. Там

вышла нехорошая история — прапор, их командир, оказался взяточником. Ну, дало раздувать нестали, прапору впаяли четыре года…
     — Усаченко! — ляпнул я и тут же прикусил язык, перехватив настороженный взгляд следователя.
     — Точно.
     — Я знаком с журналистом, который эту историю раскопал, Ему статью так и не дали опубликовать. — Не знаю, как
     это прозвучало, но говорил я, в общем-то, чистую правду. Хотя и не всю.
     — И не дадут ничего публиковать, потому что есть решение замять дело. Пацанов, рядовых, которые дали против Усаченко показания, даже сулить не

стали, просто перевели сюда… от греха…
     «О-хо-хо!» — прозвучало совсем рядом. Мы остановились, вскинули автоматы — псину, вылетевигую из-за поворота, тройная очередь отшвырнула

обратно. Оказалось, что за псом гнался кабанчик — этот ворвался под пули, завизжал, обливаясь кровью. Лапы его подломились, мутант упал. Все твари в

этом зверинце были молоденькие — да матерый кабан и не развернулся бы в таком лабиринте.
     — Вот… — как ни в чем не бывало проложил следователь, перезаряжая автомат, — пацаны пропали. То ли дезертирство, то ли кто-то решил с ними

здесь счеты свести. Ну, мало ли, мы решили расследовать, завели дело не о дезертирстве, а о пропаже. Я съездил в Чернобыль-семь, привез сержанта,

который с ними служил. Сержант со мной здесь был, Иващенко Павел.
     Потом мы прошли мимо клетки, где Хурылев расстрелял людей. Оттуда доносились звуки грызни, чавканье, треск — слепые псы пробрались за решетки и

устроили пиршество. Это ответвление коридора мы миновали короткими перебежками по очереди, держа под прицелом темный проем. Зря беспокоились — псы

увлеклись едой и не обратили на нас внимания.
     — Ну, сержант пошлялся, с местными переговорил, — продолжил Шацкин, когда мы прошли большую часть коридора. — Кстати, он мне и подкинул мысль —

эти двое, пропавшие, баловались наркотиками. А говорят, в Зоне особая конопля, термоядерная. Кто на ней поторчал, другую не захочет.
     И вот вроде бы у ремжелдоровского забора как раз такая конопелька и произрастает.
     — Здесь фон слегка повышен, — вставил я. — Ящики в цеху…
     — Разумеется. — Шацкий не был удивлен моим сообщенном. — В ящиках контейнеры СХОЯТ. Сухое хранение отходов ядерного топлива, слыхали о таком?

Думаю, с Южно-Украинской АЭС подвезли. Но нас поначалу интересовала конопля. Мы с Иващенко пошли ночью посмотреть…
     — Дальше мы видели, — перебил дядя, — как вас скрутили. Только врешь ты, Шацкин. Ты о радиоактивных грузах уже тогда знал. Про СХОЯТ вот этот

вот давно знаешь, получается. И еще… чем ты там Хурылева пугал?
     К этому времени мы достигли конца прохода. Или, вернее, начала — дальше была лестница наверх, в подземные цеха. У порога на полу возилась

темная груда, доносилось чавканье и порыкивание. В тусклом свете я разглядел облезлую шерсть на боках слепых псов. Дядя Сережа опередил меня и

первым открыл огонь.
Быстрый переход