Видеть его больше не могу. Чего ему еще надо? Чтобы я ему гейшей была? И молчала в тряпочку? Готовила ему всякие вкусности и ножки раздвигала, когда он велит? Да лучше уж одной жить. По крайней мере спокойней, и хлопот куда меньше!
Молодая женщина решительно скрестила руки на груди, ее чуть раскосые карие глаза пылали гневом. Подружка, шмыгая носом, кивнула. И обе побежали дальше.
Лука посмотрел им вслед.
— Не только у меня проблемы, как я погляжу.
Самое время рассказать о своих несчастьях, встрепенулась Жозефина.
— У меня тоже… У меня тоже проблемы.
Лука удивленно поднял бровь.
— Случились две вещи, одна очень неприятная, другая невероятная, — произнесла Жозефина, стараясь говорить шутливым тоном. — С которой начинать?
Мимо них промчался черный лабрадор и плюхнулся в озеро. Лука отвернулся и стал смотреть на пса. На поверхности зеленоватой воды расплывались радужные бензиновые пятна. Пес плыл, разинув пасть, шумно дыша. Хозяин бросил ему мячик, и он старался изо всех сил. Его черная блестящая шерсть искрилась, от морды расходились буруны; утки разлетались во все стороны и опасливо садились поодаль.
— Нет, все-таки собаки — это что-то невероятное! — воскликнул Лука. — Смотрите!
Пес выскочил из воды, отряхнулся и положил мячик у ног хозяина. Гавкнул, завилял хвостом: просил поиграть еще. А действительно, с чего начать? подумала Жозефина, следя глазами за мячиком, который снова полетел в воду, и псом, который ринулся за ним.
— Так что вы говорили, Жозефина?
— Я говорила, что со мной случились две вещи: одна страшная, другая странная.
Она попыталась улыбнуться, чтобы как-то смягчить свой рассказ.
— Я получила открытку от Антуана… ну… Вы знаете, моего мужа…
— Но я думал, что он…
Он замялся, и Жозефина договорила за него:
— Умер?
— Да. Вы мне говорили, что…
— Я тоже так думала.
— Действительно странно.
Жозефина ждала какого-нибудь вопроса, предположения, удивленного вскрика, хоть какой-то реакции, чтобы обсудить эту новость, но он только нахмурился и спросил:
— А другая вещь, страшная?
«То есть как? — подумала Жозефина. — Я говорю ему, что мертвец пишет открытки, наклеивает на них марки, кидает в почтовый ящик, а он меня спрашивает, что еще случилось? То есть для него это нормально? Что мертвецы встают по ночам и пишут письма? Впрочем, не такие уж они и мертвые, коли бегают на почту; вот почему там вечно очереди!» Она сглотнула и выпалила единым духом:
— А еще меня чуть не убили!
— Чуть не убили, вас? Это невозможно!
А почему, собственно? Или из меня получился бы плохой труп? Может, я не подхожу на эту роль?
— В пятницу вечером, когда я возвращалась с нашего несостоявшегося свидания, меня пырнули ножом прямо в сердце. Вот сюда! — Она ударила себя кулаком в грудь, чтобы подчеркнуть трагизм фразы, и подумала, что выглядит смешно. Она не слишком убедительна в роли героини криминальной хроники. Он, наверное, думает, что она интересничает, хочет соперничать с его братом.
— Что вы такое рассказываете, это же совершенно невероятно! Если бы вас пырнули ножом, вы бы погибли…
— Меня спасла кроссовка. Кроссовка Антуана….
Она спокойно объяснила ему, что произошло. Он слушал, рассеянно наблюдая за голубями.
— Вы заявили в полицию?
— Нет. Я не хотела, чтобы узнала Зоэ.
Он непонимающе посмотрел на нее.
— Однако, Жозефина! Если на вас напали, вам надо обратиться в полицию. |