Я спросил стоимость. Цена была весьма приемлемая и размер тоже. «Я беру», – сказал я продавцу. «Это вы говорите за этот туфель? А какой бы вы хотели – правый или левый?» – последовал странный вопрос. «Оба». «Не морочьте мне голову. Вы что, не понимаете, что это для инвалидов? Где это, интересно, вы видели, чтобы классные английские туфли стояли просто так на прилавке!». «Для каких это инвалидов?» «Ясно для каких, у кого одна нога». Оказывается, цена относилась тоже только к одной туфле.
…К этому времени вся компания переместилась к моему триптиху. Тут мистер Питман увидел меня и расплылся в улыбке.
– Это триптих, посвященный одному из самых страшных событий в истории антисемитизма в России – делу Бейлиса. Я думаю, вы слышали о нем. На среднем полотне изображен этот ужасный судебный процесс, а на крайних показан погром. Вы видите слово «погром» – оно по русски и по английски произносится одинаково. Бейлис был очень очень бедный человек.
– А кем он был? – спросил пожилой джентльмен.
– Кем он был, мы сейчас можем спросить у автора, который совершенно неожиданно оказался здесь. Знакомьтесь, пожалуйста. Так кем был знаменитый Бейлис?
– Он был бухгалтером на кирпичном заводе, – прокомментировал я.
– Почему же он был таким очень бедным? – поинтересовался господин в ермолке.
– Зарплату задерживали.
Выплачивали весьма нерегулярно, – произнес я накатанную фразу Александра Ивановича Корейко. – А профсоюз бездействовал.
– Да, да, я об этом слышал, у них и сейчас так делают.
Не видя особого энтузиазма слушателей, мистер Питман перешел к следующему полотну.
– «Три богатыря» – Маркс, Энгельс и Ленин.
– А почему они на лошадях? – не переставали удивляться посетители.
– Это такая символика. Они здесь изображены в сатирической форме трех богатырей из старинной русской легенды. Только в руках у них вместо мечей книги. У Маркса, например, «Капитал».
– А кто это справа, с бородкой и в ермолке? – не унимался правоверный еврей. Мистер Питман опять обернулся ко мне.
– Это Ульянов, он же Владимир Ильич Ленин, он же Алеша Попович, – сказал я, включаясь в игру.
– О’кей! Я, кажется, понял, – сказал догадливый еврей. – Это псевдонимы для конспирации.
В это время посетители переместились в конец зала, где висел холст «Русская баня». В клубах пара прорисовывались обнаженные фигуры. Эта картина несколько оживила приунывшую компанию.
– У вас на всех картинах вожди да члены российского правительства, – не выдержал один из посетителей. – Надеюсь, здесь их уже нет.
– Почему же, – это я подал голос, – вот слева миссис Крупская.
– А кто это? – удивился джентльмен.
– Это герлфренд Алеши Поповича.
Посетители посмотрели на меня с большим сомнением. А мистер Питман даже с укоризной. При этом он дернул себя за нос, что означало крайнее раздражение. Я понял, что лучше удалиться, и прошел в его кабинет. Кабинет мистера Питмана напоминал небольшую районную библиотеку после землетрясения. Он весь был завален книгами, бумагами, папками и прочей канцелярской дребеденью. Над этим хаосом царили две вещи: роскошный компьютер и огромное вращающееся кресло. Произведя капитальные разгрузочно уборочные работы, я расчистил одно из кресел у стены и уселся в ожидании. Ждать пришлось недолго. Очевидно, посетители оказались бесперспективными, и мистер Питман появился довольно скоро.
– Я очень тяжело работаю, – начал он. – Сегодня спал не более четырех часов.
Я уже привык к этой сентенции. |