— Клетка-то большая, зато сама она малюсенькая, только хвост огромный.

Он вынул руки из карманов.

— Такой?

— Михал! — крикнул один из мальчиков, примостившихся под каштаном. — Ну, что там, будем играть?

Он отмахнулся с раздражением.

— Не дери глотку, сейчас иду.

Снова развел руки.

— Такой?

— Что?

— Хвост?

Я призадумался.

— Примерно такой, может, немного побольше.

— Как веер?

— Совсем как веер. Раньше, еще до первой войны, перьями райских птиц украшали дамские шляпы. Их называли страусовые перья.

— Если она днем спит, то ночью тоже?

— Не всегда. Райские птицы не очень много спят. На Новой Гвинее, как во всех субтропических странах, ночи короткие.

— А поет?

— Теперь почти совсем не поет.

— А раньше пела?

— Да, раньше пела.

— Как?

— Ну, это не расскажешь, надо слышать.

— Как канарейка?

— Да нет, гораздо лучше, чем канарейка.

Минуту он помолчал.

— Утром, наверное, не спит?

— Да, утром не спит.

— Правда?

— Конечно. Утром здесь тихо, и она прекрасно себя чувствует.

Я заметил, что его взгляд скользнул в сторону.

— Если захочу, — сказал он раздумчиво, как бы про себя, — я могу завтра не пойти в школу.

Я сразу насторожился.

— Можешь?

— Ну да!

— Ты в каком классе?

— В шестом.

— Это, кажется, трудный класс?

— Не очень. Скучища.

— Надоела школа?

— Ну да!

Когда-то я был отличником, но сказал:

— Я тоже не выносил школу, это часто бывает. Знаешь, если тебе правда хочется поглядеть на райскую птицу, я с удовольствием покажу ее.

— Завтра?

— Нет, завтра, к сожалению, не смогу, я договорился с директором зоопарка отдать им райскую птицу, лучше уж расстаться с ней, чем загубить здесь.

Я встал с подоконника.

— Ну, Михал, приятно с тобой поболтать, да нужно приниматься за работу, у меня много дел, и тебя ребята ждут не дождутся.

Сказав это, я закрыл окно и отошел в другой конец комнаты. Ноги у меня были все еще как ватные, и вообще я ужасно себя чувствовал, уши горели, кончики пальцев на обеих руках задеревенели. Этот паршивец все еще торчал под моим окном, раздумывал, негодяй, но вскоре он выпрямился, сунул руки в брюки и не спеша поплелся к своим дружкам. Я исчерпал все свои возможности, обессиленный, я мог только стоять, смотреть и ждать. Дружки окружили гаденыша, что-то наперебой говорили, размахивали руками, он же, спокойный, с сознанием своего превосходства (ох, что за гад!), стоял среди них, держа руки в карманах, а когда они умолкли, задрал голову и прямиком по колдобинам двинулся вперед, дружки последовали за ним.

Выпотрошенный душевно до предела, я подошел к окну. Какая была тишина! Они шли по двору всей компанией, обступив своего главаря, который, похоже, что-то им рассказывал, а они его слушали и так дошли до другого конца, где была глинистая площадка, там они еще долго стояли и болтали, потом вдруг разбежались, четверо в одну сторону, трое в другую, и началась игра, играли до самой темноты, я же сидел в своем кресле у окна, видел их фигуры, но крики не долетали до меня, я был ужасно измучен, вот, собственно, и все или почти все. Теперь я тоже скверно себя чувствую, я ужасно устал. Все устали. Тишина.

* * *

На следующий день он опять пришел раньше товарищей и постучал в мое окно. Ожидая этого, я заранее задернул шторы и притаился в глубине комнаты. Он стучал много раз, этот бесстыжий, нахальный юнец.