|
Сегодня в любом произведении искусства скрыто присутствует значительная доля рациональности и критического самоконтроля — именно эта особенность представляет собой условие его достоверности, печать времени, по которой за ним признают подлинность. Наивность сегодня пребывает совершенно в других сферах, нежели пятьдесят лет назад, а то, что старается насильно завладеть мечтой, попадает в круг механического повторения. Мы должны сегодня развить сознательный дух до инструмента, который спасет. Он являет нам субстанцию невыразимого, а его образы позволяют и при наших средствах возвыситься до вечности. Подлинность — в самоограничении до данности.
Смысл искусства состоит вовсе не в том, чтобы игнорировать мир, в котором мы живем, — это, правда, приводит к тому, что в искусстве мало радостного. Духовное преодоление времени и овладение им находит свое выражение не в прогрессе и совершенных машинах, а в том, что эпоха выражается в своей форме произведения искусства. В этом ее спасение. Хотя машины никогда не станут произведениями искусства, но метафизический мотив, стимулирующий мир машин, может получить в произведении искусства наивысший смысл и тем самым водворить в этом мире покой. Это важное отличие. Покой обретается в гештальте, в том числе в гештальте Рабочего. Если рассмотреть путь, который прошла живопись в нынешнем столетии, то можно догадаться о принесенных жертвах. Можно, наверное, даже предугадать, что этот путь ведет к триумфу, для чего чистого служения прекрасному недостаточно. Это ведь еще спорный вопрос, что называть прекрасным.
Вряд ли можно найти такого человека, который позволит в своем саду властвовать экономике настолько, что даже цветам там не найдется места. Его посадки сразу же завоевываются жизнью, надстраивающейся над чистой необходимостью. То же самое испытывает челочек, втиснутый в наш порядок, в наши государства, когда он обращается, пусть даже ненадолго, к произведению искусства. Возможно, только в катакомбах человек может приблизиться к произведению искусства, как Христос к кресту. Ведь зона господства Левиафана характеризуется не только плохим стилем, но в ней мусический человек с необходимостью должен быть причислен к самым значительным противникам. Художника преследуют. Зато тираны расточают похвалы духовным рабам. Последние же оскверняют творение.
21
Подобным же образом дело обстоит и с мыслителем. Он столь же рискованно ставит себя на границах ничто. Тем самым он познает страх, который люди воспринимают панически, как удары судьбы. Одновременно он приближается к спасительному, которое Гельдерлин связал с опасностью.
При этом следует указать на редкую симметрию: мыслитель и поэт сегодня находятся в зеркальном отношении. Поэзия стала интеллектуальной настолько, что превосходит все прежние попытки осмысления. Ее образы проникают до сплетения мечты и мифа. Сюда же относится тот факт, что все больше женщин принимают участие в духовной сфере. По эту сторону линии их участие считается процессом редукции; только по ту сторону станет ясно, есть ли от него польза и какая. И если бы сегодня на Земле появился разумный пришелец, то из поэзии он мог бы заключить, что мы обладаем знанием о рентгеновском излучении и даже о ядерных процессах. Еще совсем недавно этого не было, и остается удивительным, что слово отстает от движения духа. Таким образом, в языке все еще продолжается Возрождение.
Если в поэзии язык, проступая на поверхности письма плодородным слоем, дает концептуальные всходы, то в мышлении он опускается в недра неразличимости. Эти два движения в непосредственной близости к ничто соотнесены друг с другом. Стиль мышления совершенно отличен от классических времен, например, от барокко, в котором он отличался полной достоверностью, даже суверенитетом абсолютной монархии. Он больше не в состоянии вынести то требование позитивизма, что на любом поле, куда ступает дух, должно доминировать ясное сознание с его законами. |
