Черная карета уже отъезжала. Наверное, они уехали в ней.

В любом случае я должен найти свое золото.

В то время в Лос-Анджелесе было сто десять салунов, но мне посоветовали отправляться сразу в салун Баффама — самый изысканный в городе. Там можно услышать свежайшие сплетни.

Надев шляпу, я вышел на улицу, и тут же рядом со мной возник худощавый смуглый молодой человек. Мексиканец… или калифорниец.

Он тихо заговорил:

— Возможно, сеньор, у нас общие интересы.

— Продолжайте.

— Говорили, что черноглазая сеньорита больна и не выходит из комнаты. По-моему, это неправда. Думаю, она уехала из Лос-Анджелеса, а потом ее привезли обратно.

— Мистер, — сказал я, остановившись и холодно глядя на него, — кажется, это личное дело леди.

— Да? Возможно. Сеньор очень галантен, но умен ли? Этой леди нельзя верить, сеньор, ни ей, ни ее знакомым. К тому же они опасны. Опасны для нас обоих. Они постараются убить нас.

Не в моих правилах выслушивать плохое о женщинах, но не я ли первый подумал, что она колдунья?

— Мы можем поговорить у Баффама, — ответил я, — если у вас есть что сказать. Может, там окажется человек, которого я ищу.

— Этот салун — далеко не лучшее место для поисков знакомых.

Может, и так… Однако это заведение мне рекомендовали, да и надо с чего-то начинать. А вдруг этот парень выведет меня на потерянный след? Во всяком случае, он знал город, а я нет.

Кстати, он наверняка был прав, когда утверждал, что черноглазой нельзя доверять. Но она убегала — от чего?

Я припомнил, что сказал мне Харди в ту ночь, когда я покупал у него лошадей. Узнав, что я из Сэкеттов, он посоветовал не говорить об этом Доринде. Почему? При чем здесь моя фамилия?

Заняв столик у Баффама, мы заказали пиво и уселись понаблюдать за публикой. Салун был полон мексиканцев, ковбоев и бродяг, бизнесменов и фермеров.

— Я здесь родился, — вдруг произнес мой новый знакомый. — Меня зовут Родриго Энрикес. Я очень люблю Лос-Анджелес, но он меняется, и меняется, по-моему, слишком быстро.

Вдруг я увидел в противоположном углу комнаты человека, похожего на одного из тех, кого я видел в последнюю ночь в Хардвилле. Этот человек, стоя у бара, разговаривал с другим, которого загораживали от меня посетители.

— Жизнь в Калифорнии слишком легкая, — продолжал Родриго. — Моему народу не нужно думать о деньгах, здесь всегда есть еда, поэтому в деловых качествах мексиканцы уступают янки. Повезло тем семьям, которые породнились с американцами, хотя и этого часто недостаточно. Как в нашем случае.

К этому времени я уже не обращал на него внимания и даже не делал вид, что слушаю, как этого требует вежливость, потому что не отрывал глаз от противоположного конца комнаты. Я ощупал револьвер на поясе и был готов последовать за человеком у бара, если он станет уходить.

— Янки, породнившийся с нашей семьей, был пиратом.

— Я слышал о нем. Джозеф Чепмен.

— Нет, это другой. Сеньор Чепмен хороший человек и порядочный гражданин. Мой дед, Бен Мандрин, в чем-то похож на него, только дед был самым настоящим пиратом и к тому же очень жестоким.

Человек, за которым я следил, допил стакан и не стал заказывать следующую порцию.

Поерзав в кресле, я приготовился встать, но Родриго, похоже, ничего не замечал.

— Мой народ очень долго жил слишком легко, так откуда у него теперь предприимчивость? У нас впереди много трудностей.

— Крепитесь.

— Нет, этого недостаточно. Двухгодичная засуха… Из-за нее мы залезли в долги.