Беззвучно повторяю это слово вместе с ним — на языке остается металлический привкус.

— В старину на Сол-Земле так желали удачи, — Старейшина фыркает. — Они отправили наших предков в небо, пожелали им удачи и забыли о нас. Они не могут нам помочь. Мы потеряли связь с Сол-Землей во время Чумы и так и не сумели ее восстановить. Пути назад нет. Годспид — все, что нам досталось от жителей Сол-Земли.

Я не совсем понимаю, имеет он в виду пожелание или корабль, но и то, и другое сейчас кажется не особенно щедрым даром.

— Одной удачи нам мало. Нужно, чтобы кто-то заботился о людях, а не только о самом корабле. И этим кем-то будешь ты, — Старейшина глубоко вздыхает. — Пора тебе выучить три причины, ведущие к разладу.

Я пододвигаю стул поближе. Что-то новенькое. Наконец-то — наконец-то! — Старейшина решил по-настоящему готовить меня к роли командира.

— На «Годспиде», — начинает он, — мы все говорим на одном языке?

— Конечно, — озадаченно отвечаю я.

— Есть у нас расовые различия?

— Расовые?

— В цвете кожи.

— Нет.

У всех на корабле смуглая, оливковая кожа, темно-каштановые волосы и карие глаза.

Ты изучал мифы Сол-Земли: буддизм, христианство, индуизм, ислам. На «Годспиде» кому-нибудь поклоняются? — последнее слово просто сочится издевкой.

Нет, конечно! — смеюсь я. Религии Сол-Земли были темой одного из первых уроков, которые преподавал мне Старейшина, когда я только-только поселился на уровне хранителей. Все это были волшебные сказки, и я, помню, смеялся до изнеможения, когда Старейшина сказал, что люди на Сол-Земле готовы были убивать и умирать за вымышленных персонажей.

Он коротко кивает.

— Различия — вот первая причина разлада. На «Годспиде» нет религии. Мы все говорим на одном языке. Мы — один народ. Мы — не разные, и поэтому между нами не может быть вражды. Помнишь, я рассказывал тебе про крестовые походы? Про геноцид? Всех этих ужасов нам на «Годспиде» бояться нечего.

Я сижу на краешке стула и послушно киваю, в душе надеясь, что Старейшина не понимает, о чем я думаю на самом деле. Мне запомнились эти уроки. Они были одними из первых, мне тогда было тринадцать, и я только-только переехал на уровень хранителей, к Старейшине. Великие звезды, я был еще таким ребенком! Помню, как на пленке мелькали люди с разным цветом кожи и волос, люди, одетые в длинные хламиды и набедренные повязки, помню звуки языков, в которых я не мог понять ни слова. И тогда мне казалось, что все это очень круто.

Ссутулившись, ерзаю в кресле. Неудивительно, что Старейшина так нечасто со мной занимался — кажется, я вечно запоминал не то, чему он пытался меня научить.

— Вторая причина разлада, — продолжает он, — это отсутствие централизованного командования. — Наклонившись вперед, он протягивает ко мне заскорузлые, морщинистые руки. — Ты понимаешь, насколько важен лидер? — говорит он. Глаза у него влажные: от старости или от чего-то еще — непонятно.

Киваю.

— Точно понимаешь? — спрашивает он настойчивее, сжимая мои ладони с такой силой, что у меня хрустят пальцы.

Я снова киваю, не в силах оторвать взгляд от его лица.

— Что опаснее всего на корабле? — голос его превращается в скрипучий шепот.

Эээ… Наверное, я чего-то недопонял.