— Не молчите, Игнат Кириллович. Я задал вопрос, отвечайте. Или повторить формулировку интересующей следствие неясности?

— Повторять не нужно. Вопрос понятен, но... Но, честное слово, я не знаю, с чего это вдруг Овечкина заинтересовали туги-душители.

— Вы сказали «душители»?

— Да. Ваши сотрудники, те, что приезжали на место преступления и снимали с меня показания, должны были все записать, я им объяснил смысл тугизма. Вы прочтите показания, там должно быть написано о том, что туги душили своих жертв.

— Вам известно, в результате чего наступила смерть гражданина Овечкина?

— Известно.

— Откуда?

— Понятно откуда! Я труп видел! Следы на шее, вывалившийся изо рта язык... Его задушили.

— Но вы же не врач, чтобы делать столь однозначное заключение о причинах, повлекших за собой смерть.

— Да, я не врач, конечно, но... — Игнат вздохнул, — но только клинический идиот или страдающий болезнью Дауна не понял бы, отчего умер Овечкин, посмотрев на труп хотя бы мельком.

— Чем вы занимались после того, как проводили Овечкина?

— Отнес посуду на кухню, принял душ и лег спать.

— В квартире вы были один?

— Вы меня, что? Подозреваете?

— Успокойтесь, Игнат Кириллович. Ответьте на поставленный вопрос, уточните: вы были один в квартире?

— Да. Один. У меня нет алиби. Довольны? Некому подтвердить, что я не вышел вслед за Овечкиным и... — Игнат замолчал. Опустил голову, устало провел рукой по лицу.

— Успокойтесь, — после некоторой паузы произнес мужчина, проводивший допрос, изменившимся голосом, утратившим сухие, казенные интонации, отчего неоднократно произнесенное им раньше слово прозвучало по-новому, мягко и ненавязчиво, будто говорил друг, а не бездушный и коварный робот-дознаватель. — Любите детективы?

— Чего?.. — Игнат с интересом посмотрел на собеседника.

Мужик с усиками, как у Гитлера, улыбнулся. Вполне по-человечески. В казавшихся доселе глупыми глазках блеснули искорки ума, и физиономия работника правоохранительных органов сразу же утратила всякое сходство с поросячьим рылом.

— Вы произнесли слово «алиби». Излюбленное словечко щелкоперов, стругающих детективы. Любите детективную литературу? — спросил улыбающийся, сделавшийся необычайно симпатичным мужик, завершая формирование своего нового образа изменением манеры речи.

— Хорошую люблю.

— Про ментов что-нибудь читали?

— Что-то читал, конкретно не помню.

— Все равно, должны приблизительно представлять, какая у нас работа, у ментов, — доверительно подмигнул Игнату вдруг сделавшийся ну совсем, совсем свойским мужичок. — Дел невпроворот, начальство требует повысить процент раскрываемости, зарплату не повышают. Трудно живем. От любого преступления пытаемся побыстрее отписаться, найти наскоро козла отпущения, по-нашему «терпилу», и засадить невиновного за решетку. Примерно такими описаны в книжках и показаны в кино мусора. За одним обязательным исключением — в литературе и в кинематографе на общем безрадостном фоне непременно выделен «честный» мент. Герой без страха и упрека, борец за идею, за справедливость. Возьмись я сочинять литературное произведение про убийство вашего приятеля Овечкина, обязательно вывел бы образ злого опера, который на допросах запутал, заморочил Игната Сергача и отправил в тюрьму. Алиби у вас нет. Мелете чепуху о каких-то индийских богах и богинях. Профессионалам легко повесить на вас убийство Овечкина в состоянии временной невменяемости или на бытовой почве. Поругались, поскандалили с гостем, долбанули его по башке и выволокли на.