|
Потому что призрак, в отличие от чистого духа, связан со своими останками, а у этого призрака связь очень сильная. Он связан с тобой кровью, вот почему ему кажется, что у него есть право на то, чем обладаешь ты. – Ну конечно, – воскликнул я, – конечно! – Я только сейчас это осознал. – Он считает, что у него есть какое-то право, раз мы вместе были в одной утробе. – Да, и попытайся представить на секунду, чем явилась смерть для такого духа. Во-первых, он был близнецом, а нам известно о близнецах, что они ужасно переживают потерю своей пары. Пэтси говорила, что ты все время плакал на его похоронах. Тетушка Куин тогда еще умоляла ее успокоить тебя. Тетушка Куин понимала, что ты чувствуешь смерть Гарвейна. Гарвейн, в свою очередь, тоже чувствовал, что вас разделили, и когда попал в инкубатор, и когда умирал – несомненно, его дух пребывал в растерянности и поэтому не отправился к Свету, как ему следовало. – Понятно, – ответил я. – Сейчас впервые за все эти месяцы я снова чувствую к нему жалость... – Пожалей лучше себя, – сказала Меррик. То, как она по-доброму со мной говорила, очень напоминало мне манеру Стирлинга Оливера. – Но когда тебя принесли на те похороны, – продолжила Меррик, – когда тебя принесли на кладбище в день его погребения, его маленький несчастный дух, пущенный по течению, нашел в тебе, Тарквиний, своего живого близнеца и стал твоим двойником. Фактически он превратился в нечто, гораздо более сильное, чем обычный doppelganger. Он стал компаньоном, любовником, настоящим близнецом, который считал, что имеет право на твою вотчину. – Да, так мы и начали наш длинный совместный путь, – сказал я, – два истинных близнеца, два истинных брата. – Я чертовски старался припомнить, что когда-то любил его. Не знаю, могла ли заглянуть в мою душу Меррик, но если все-таки заглянула, то наверняка почувствовала ту враждебность, которую я теперь к нему питал, ту рабскую зависимость от него, которая стала для меня невыносимой, весь этот длинный год, с тех пор как Петрония так грубо превратила меня в другое существо. – А теперь, когда тебе дарована Темная Кровь, – сурово произнес Лестат, – он хочет получить то, что считает своей долей. – Но происходит не только это, – продолжила Меррик тем же приглушенным голосом, внимательно вглядываясь в меня. – Я хочу, чтобы ты описал мне, если не возражаешь, что происходит, когда он нападает на тебя. Я задумался на секунду, а потом заговорил, переводя взгляд с Меррик на Лестата и обратно. – Это похоже на слияние, которого я никогда не знал, когда был жив. Конечно, он временами проникал в меня. Это мне говорила Мона Мэйфейр. Когда мы занимались с ней любовью, она чувствовала, что он во мне. Мона считает себя ведьмой, потому что хорошо чувствует духов. – Ты любишь Мону Мэйфейр? – мягко спросила Меррик. – Очень люблю, – с трудом ответил я. – Но я никогда ее больше не увижу. Стоит ей только взглянуть на меня, она сразу поймет, кто я теперь такой. Я и Роуан Мэйфейр избегал как мог на мессе и похоронах. И ее мужа, Майкла, тоже сторонился. Они оба, по мнению Таламаски, принадлежат к колдовскому племени. Кроме того, на ночное бдение явился призрак Джулиена Мэйфейра. Тетушка Куин была его дочерью. Так что я его потомок. – В тебе течет кровь Мэйфейров? – спросила Меррик. – И ты видел Джулиена? – Моя бесценная, я пил с дядюшкой Джулиеном горячий шоколад еще в те дни, когда я мог его пить, – сказал я. – К шоколаду он подал крекеры в виде фигурок животных на фарфоровой тарелочке, а позже все это исчезло вместе с ним. Я торопливо рассказал ей, как было дело, не умолчал и об истории с маской и плащом. Меррик расплылась в красивейшей улыбке. – Наш дядюшка Джулиен, – произнесла она с умиротворенным вздохом. |
