— Ну! Рассказывай, Владимира!

Рука Игоря Андреевича, породистая, с красивыми пальцами, которые она когда-то давным-давно с обожанием целовала, легла ей на ногу выше колена.

— Что рассказывать? — пробормотала она, напрягаясь.

Удар мог последовать в любую минуту. Даже тогда, когда она совсем этого не ожидала. Игорь Андреевич мог улыбаться, говорить ей приятные вещи и через мгновение мог щелкнуть ее по лицу, сочтя, что она смотрит пустыми глупыми коровьими глазами на него и совсем не понимает, о чем он с ней говорит.

— Чем занималась сегодня? Куда ходила? — Его пальцы вкрадчиво полезли выше, слегка поглаживая нежный бархат ее спортивных штанов. — Скучала по мне, милая?

Почему он спросил?! Почему именно сегодня?! Почему спросил, куда она ходила? Он же знает, что, кроме местного супермаркета, она никуда не ходит. А вдруг!..

Влада похолодела.

Вдруг ее кто-то видел возле центра?! Или директриса состоит в дружеских отношениях с ее всеми уважаемым супругом и…

Или не с ним, а с кем-то из их общих знакомых? Могла она проговориться или нет? Могла или нет?! Уверяла ее в полной конфиденциальности, говорила, что никто не узнает про ее визит. Тем более муж, но…

Но фамилия Черешнева Игоря Андреевича в их городе постоянно на слуху. Она мелькает на страницах местной прессы. В светской хронике ее благоверному часто посвящают целые колонки. Не знать его в городе мог только ленивый. А Анна Ивановна по роду своей деятельности постоянно должна была толкаться в мэрии, что-то выпрашивать там, подписывать. И не столкнуться там с Черешневым Игорем Андреевичем или с упоминанием о нем было достаточно сложно.

Неужели директриса ее выдала, предала, взяла и рассказала про ее визит в их центр?!

— Эй, ты чего задумалась, Владимира? — Холодные пальцы мужа, забравшись под резинку штанов, не больно совсем ущипнули ее за бок. — Ты чего замерла, милая?

— Я… Я не знаю, что нужно говорить, — вдруг ляпнула она, сама испугавшись своей смелости.

Откуда-то из сегодняшнего минувшего полудня вдруг выплыли насмешливые и понимающие глаза женщины Марины, и зазвучал в ушах ее ломкий, грубоватый голос, задающийся вопросом о терпении.

А ведь и правда! Когда же все это закончится? Как долго она будет терпеть? Она — Черешнева Владимира, двадцати восьми лет от роду, не дура и не уродина, с неоконченным высшим образованием, с двумя сломанными мужем ребрами, с сотрясением мозга, полученным от него же, и бессчетным количеством синяков, не успевающих сползать с ее привлекательного лица.

Как долго все это будет продолжаться?! До того момента, что ли, пока он не сломает себе шею в авто— или авиакатастрофе? Себе или ей?! Так этого может и не случиться никогда! А ежедневные побои все будут и будут наноситься им с ленивой методичностью…

— О как! Что значит не знаешь?! — Игорь Андреевич был озадачен неожиданным ответом всегда покорной жены. — Ты не знаешь, где была сегодня днем? И не знаешь, скучала ли по мне? А у кого спросить нужно? У Таньки, что ли? Эй, Танька!

Он резво повернулся в сторону широкой арки, отделяющей кухню от столовой. Повернулся, позабыв одеться. Домашние джинсы и футболка так и лежали, перекинутые через его колени. Вытянул правую руку и призывно пощелкал пальцами, снова громко позвав:

— Татьяна, иди-ка сюда!

Татьяну Игорь Андреевич никогда не оскорблял и не обижал. Мог наказать материально. Мог шлепнуть чуть ниже поясницы. Мог начать шептать той что-то на ухо, от чего Татьяна заливалась пунцовым румянцем и хихикала совершенно по-глупому. Но того, что он позволял себе со своей женой, он не позволял себе больше ни с кем.