Сейчас в нем была заметна усталость, а в глазах порой блуждали странные огоньки. Голос его был низким и мягким; когда он улыбался, в уголках появлялись морщинки, и на них почему-то было больно смотреть. Летти призналась себе, что ей интересно его слушать, что он для нее — просто любопытный пример обучаемости, способности мыслить при умственных отклонениях. Ее интерес к нему был естественным интересом учительницы.
— Рэнни, а вы… читаете? Я имею в виду — после ранения?
— Немного.
— Но вы узнаете слова, буквы?
Он едва заметно усмехнулся и кивнул.
— А писать вы можете?
На его лицо набежала тень, и он повторил:
— Немного.
— Но, может быть, это поправимо? Если побольше тренироваться…
— Ничего не выйдет.
— Но почему?
— Я не смогу.
— Всякий человек может сделать очень многое, если постарается!
— Не смейтесь надо мной. — Он нахмурился, его голос зазвучал глухо.
Летти нерешительно дотронулась до его руки:
— Да нет, я серьезно. Я хотела бы вам помочь.
Рэнсом повернул голову, посмотрел ей в глаза и увидел в них спокойный свет. Внезапно его охватила дрожь, так что ему пришлось напрячь мускулы, чтобы побороть ее. Уже давно он не видел в глазах женщин ничего, кроме смущения и жалости.
— Вы не сможете, — сказал он тихо.
— Я могу попробовать.
Летти почувствовала, как его рука напряглась под ее пальцами. Это было поразительно, но она вдруг испытала почти непреодолимое желание отбросить мягкую прядь волос с его лба и дотронуться кончиками пальцев до шрама на виске, как будто она надеялась, что ее прикосновение исцелит его. Она подавила этот порыв, но так и не смогла отвести взгляд от его глаз.
Медленно шли секунды, над ними кружила пчела, плавно пролетела мимо бабочка с крыльями кремового цвета. С тихим шорохом падали вниз лепестки розы и опускались на широкие плечи Рэнни, они казались особенно мягкими и тонкими на грубом полотне его синей рубашки. Один лепесток упал на их соединенные руки, и Летти восприняла это нагретое солнцем ласковое прикосновение как благословение.
— Эй вы, двое! Что вы задумали?
Летти вздрогнула и поспешно выпустила его руку. Тетушка Эм шла к ним по дорожке. Лицо ее прикрывала от солнца широкополая шляпа, а на руке раскачивалась пустая корзинка.
Вопрос тетушки Эм, как оказалось, был чисто риторическим. Поравнявшись с ними, она поинтересовалась, как Летти провела ночь, спросила, завтракала ли она, и с живым интересом, без какого-либо намека на навязчивое любопытство, пожелала узнать, какие у Летти на сегодня планы. Услышав о намерении поехать в город, она сама предложила Рэнни отвезти ее туда. Пока Летти будет занята в городе своими делами, он мог бы сделать для нее две вещи: ей нужно купить пакетик булавок и получить на почте номер журнала «Деморестс иллюстрейтед манфли». Она слышала, там напечатана хорошая статья по садоводству. Вообще-то эти редакторы-янки мало что понимают в южных садах: они совсем зациклились на двух цветках, которые тут же вянут на жаре, — тюльпанах и пионах. Но в этом номере есть что-то о пушнице, и она хотела бы его почитать.
Пока Рэнни запрягал лошадь в коляску, Летти поднялась к себе, надела маленькую соломенную шляпку и перчатки, нашла свой зонтик и снова спустилась вниз, вполне готовая к путешествию.
Брат Летти перед своей трагической гибелью писал ей прекрасные письма. Он обладал острым умом и живо интересовался местностью, куда его направили служить. Он находил эти края прекрасными, а их историю, уходящую корнями во французское колониальное прошлое, захватывающей. Генри часто писал о желании купить здесь землю и самому стать плантатором, когда служба закончится. |