Я продолжала вглядываться в свое отражение, пока у меня не заболели глаза. Темнота, наступившая, когда я прикрыла веки, принесла мне облегчение. Я попыталась успокоить свое возбужденное сознание.

— А почему бы нет? — спросила я себя.

Разве это не объясняет множество непонятных для меня явлений — мои слова в день знакомства с Филиппом; сходство наших с Надей голосов; пугавшую своей глубиной силу моего чувства к нему; тот факт, что я узнала портрет Нади; взаимопонимание и симпатия, возникшие между мной и мадам Мелинкофф?

Здравый смысл подсказывал мне, что я веду себя страшно глупо! Все это не что иное, как несколько разрозненных случайностей, которым я придала слишком большое значение. Если все это правда, могу ли я что-нибудь вспомнить из своей предыдущей жизни? Абсолютно ничего! Я даже не умею танцевать — где же талант, которым обладала Надя? Я всегда мечтала быть миниатюрной и темноволосой — но скольким людям хотелось бы изменить свою внешность! Разве я не читала о том, что из-за способности нашего мозга запечатлевать в подсознании то, на чем наш взгляд остановился всего на мгновение, нам многое иногда кажется знакомым?

“Нет, нет! — думала я. — Хватит этих нелепостей, надо держать себя в руках. Я не должна пытаться таким способом решить проблему своей любви к Филиппу и его — к Наде”.

Преисполнившись решимости, я встала, взяла сумочку и спустилась вниз. Не прошло и двух минут, как доложили о приходе Филиппа. Он поздоровался со мной, потом нежно поцеловал.

— Ты готова? — спросил он. — Меня расстроило известие о том, что твоя сестра заболела. Я послал ей цветов. Надеюсь, они ей понравятся.

— Она будет в восторге, — ответила я. — Думаю, у нее ничего страшного, но простуды всегда ужасно утомительны.

— Бедная Анжела, мне жаль ее, — сказал он. — Уверен, она недовольна тем, что вынуждена соблюдать постельный режим. Только ты держись от нее подальше. Я не вынесу, если ты заболеешь. Ты для меня всегда была олицетворением крепкого здоровья и бодрости духа.

— Постучи по дереву! — весело воскликнула я. — Не искушай судьбу.

— Ты суеверна? — удивился он.

— Иногда, — призналась я. — А ты?

— Я фаталист.

— Мне кажется, что ты просто вбил это себе в голову, — не задумываясь над своими словами, проговорила я, выпалив первое, что пришло на ум.

— Почему ты так сказала? — спросил он.

— Когда люди недовольны тем, как у них идут дела, — ответила я, — или когда чувствуют, что, если бы приложили максимум усилий, смогли бы предотвратить какое-то неприятное событие, они успокаивают свою совесть поговоркой: “Чему быть, того не миновать”.

Только закончив фразу, я поняла, что мои слова заключали в себе скрытый смысл, и, испугавшись увидеть лицо Филиппа, повернулась и направилась к двери.

— Пойдем, — сказала я. — Нам грозит пропустить хороший фильм или, что еще хуже, приехать к середине сеанса.

Он молча последовал за мной. Мы сели в машину и отъехали от дома.

— Ты очень странный человек, Лин, — наконец проговорил он. — Мне хотелось бы узнать тебя получше.

— Ты можешь разочароваться во мне, — ответила я, и меня охватила радость при мысли, что я ему интересна.

Глава 22

Я была тронута огромным количеством писем от наших старых слуг.