И так я говорил и говорил и говорил! А они все молчали и ждали, что же теперь будет дальше. Даже Верослав, и тот не решался меня перебивать, потому что таков у нас обычай – на тризне, вспоминая об ушедшем, ты можешь говорить ровно столько, сколько твоей душе угодно. Точнее, не твоей – а его, ушедшего, душе. Поэтому если я сейчас говорю, не замолкая, то, значит, так угодно Хальдеру. А я уже, конечно, тогда очень сильно устал, я же не имею привычки так долго говорить, но и замолкать было еще нельзя. И я опять говорил и говорил, а сам надеялся, что вспомню то, что надо – и вот тогда всё решится!

Но то, что должно было вспомниться, не вспоминалось и не вспоминалось. И я продолжал:

– И Хальдер соскочил с саней и крикнул: «Хей! Руби!». И они порубили сторожей. И добыча у них тогда была очень богатая – сразу четыре корабля. Лучшим из них был «Быстроногий Лис», поэтому они и запрягли его в свои упряжки. А остальные, думал я, они сожгли. Но Хальдер объяснил, что жечь корабли, даже своих самых злейших врагов, у них нельзя. У них ведь очень мало леса, и поэтому не то что корабли, но даже простые деревья они никогда не жгут, иначе их боги им этого не простят. А для очагов и костров у них есть особый черный камень, очень жирный, который, как известно, горит намного лучше самых сухих дров…

Вот что я им тогда говорил. И говорил еще многое другое. И всё это была истинная правда, потому что так мне рассказывал Ольми. А сам Хальдер очень не любил вспоминать прошлое, даже когда у него сильно о чем-то просили. Зато однажды, когда мне это было совсем не нужно, когда я даже хотел заткнуть уши, он вдруг очень настойчиво начал рассказывать о том, как взбунтовался Мирволод. Но я и без Хальдера прекрасно знал, чем закончился этот бунт – и не хотел о нем слушать. Я тогда даже отворачивался! А он все равно говорил – очень рассерженным голосом – вот что:

– Когда Мирволод вместе со своими братьями вбежал в опочивальню твоего отца, то отец уже успел проснуться и он даже уже схватил меч. Поэтому, я думаю, он вполне мог бы зарубить не только самого Мирволода, но вместе с ним еще и двух, а то даже трех его братьев. Но остальные всё равно бы его убили! А ты и твоя мать были уже убиты, люди Мирволода несли с собой ваши головы. И тогда Ольдемар, потому что это был настоящий ярл, встал, поднял меч и дал себя убить.

Это слова меня очень тогда поразили, я не удержался и спросил:

– Зачем он это сделал?!

– Затем, что умирать с мечом в руке совсем не страшно, – очень важным голосом ответил Хальдер. – Удар, – продолжил он, – и ты упал, и ты уже не здесь, а в далекой счастливой стране, и там ты опять ярл и всеми уважаем. А что было потом с Мирволодом, какая у него была смерть? Позорная! Его затравили собаками! И что с ним теперь? Теперь он там же, где и твой отец, в недоступной счастливой стране. Но он там – раб! И он будет там рабом всегда – пока светит солнце и пока течет вода, стоит земля и пылает Бессмертный Огонь. Вот так, мой господин! Запомни: порой лучше уйти, чем победить одного, зато потом опять придти и перебить их всех! Или даже пусть не сам ты, а уже кто-нибудь другой придет вместо тебя – это не так важно! А важно…

Но тут Хальдер замолчал, очень внимательно посмотрел на меня, потом даже улыбнулся, что с ним бывало крайне редко, после чего сказал вот что:

– А важно то, что ты когда-нибудь вспомнишь эти мои слова, и они тогда очень тебе пригодятся.