Дом тоже стал пустым и тоскливым. Сидеть в нем и ждать неизвестно чего было невыносимо. Слава со слезами на глазах смотрел на окружающие предметы, которые были просто пропитаны любимой бабушкой. Тут все кричало о ней, на что не посмотри. Осознать, что единственного родного человека больше нет, что сейчас в двери не загремит ключ, и бабуля не войдет в квартиру с сумками, он до сих пор не мог. Сиротливые нелепые апельсины неловко лежали посреди стола, напоминая, что он с ней даже проститься не успел. Слава с трудом поборол желание вышвырнуть их в окно.

Опека. Что же с ним сделают? Помогут покупать продукты и готовить еду? Простые вещи Слава конечно и сам мог сварить…

И только в этот момент он со всей ясностью понял, что его отправят в детский дом.

Он когда то читал рассказы человека, выросшего в этом заведении. Автор описывал свое детство как изощренный вариант ада. Славе и в самых страшных кошмарах не могло привидеться, что однажды он сам там окажется.

Славка прекрасно понимал, что будет в детском доме раздражающим чужаком. Все сироты росли в это убогом заведении с самого детства, а он такой сытый и ухоженный теперь заявится к ним за полгода до выпуска из школы. Его будут не просто ненавидеть. На нем отыграются за все то хорошее, что было в его жизни и не случилось в их.

К тому же драться он катастрофически не умел. Хоть росту в нем было все метр девяносто и в строю на физкультуре Слава стоял вторым, да только все преимущества на этом и заканчивались. Его заслуженно обзывали фонарным столбом. Ни широкими плечами, ни накачанными бицепсами Славу природа не одарила. Свалить его при желании можно было легким толчком в грудь, чем многие и пользовались. Решать конфликты силой было отнюдь не его стратегией, а ведь в детском доме иначе ничего не работает.

Слава обхватил голову руками и застонал.

Главное, до совершеннолетия, когда он по закону вроде как имеет право жить один в этой самой квартире, ему осталось то всего семь месяцев!

И тут в голове грянуло: нужно бежать!

Скрыться куда нибудь на эти самые полгода! Срок то небольшой! С квартирой вроде как все равно ничего не сделают за это время. Наследство, как им на обществознании рассказывали, только через полгода и можно оформлять. Похороны… а что он может, несовершеннолетний, с этими похоронами? Государство одиноких умерших стариков вроде не бросает. Вот исполнится восемнадцать, и он найдет куда бабушку похоронят и устроит уже все как надо.

Всего семь месяцев.

«А как же школа, друзья?» – остановила его мысль, но Слава тут же горько махнул рукой: их он все равно лишится. Какое образование в детском доме? Друзей он и так больше не увидит. Можно считать, что его отправят в тюрьму до окончания школы. Нет уж! Лучше гулять на свободе. ЕГЭ вроде можно и через год пересдать, если что.

Обложиться учебниками и самому учиться все эти семь месяцев. Потом перед самым выпуском, когда в мае ему стукнет восемнадцать, он придет в школу и уже как нибудь разберется с директрисой. Она у них человек понимающий.

Решено! Нужно уехать из города. Хотя бы в тот же деревенский дом, где он каждое лето жил. Печка там есть, так что зимой как нибудь согреется.

Слава залез в сервант и вытащил бабушкин кошелек, куда она складывала пенсию. У него было неприятное чувство, как будто он ее грабит.

Денег оказалось даже больше, чем он ожидал. Слава прикинул в уме: если не шиковать, и покупать только рис, макароны и иногда овощи – для витаминов – то ему до мая точно хватит.

Так как вернуться до лета домой вряд ли получиться, то нужно было взять все теплые вещи сразу. Он достал огромный туристический рюкзак – по уверениям бабули еще отцовский – и запихал туда все: от учебников и тетрадок, заканчивая шапкой, пуховиком и несколькими парами обуви. Попробовал все это поднять и охнул. Далеко он с такой ношей не уйдет.