Смерть Кэтрин и отъезд ее слуг смягчил и отношения с Шоузом, и маленький Кит теперь брал уроки в Морлэнде вместе с Эдуардом. Эдуард в свои тринадцать лет был рослым красивым мальчиком, внешне очень походил на своего отца и в равной степени являлся всеобщим любимцем у слуг и у членов семьи. В учебе, однако, он особых способностей не проявлял, да к тому же был еще и ленив, так что маленький Кит, которому исполнилось всего восемь лет, без всяких затруднений держался с ним наравне. Кит отличался удивительной сообразительностью во всем, но был очень впечатлительным, а поскольку он рос исключительно в атмосфере любви, свирепый нрав и громкий голос отца Мишеля пришлись ему не по душе. Зато Эдуард, благодаря своему дерзкому и бесстрашному характеру, ничего не боялся, поэтому частенько защищал Кита, отвлекая внимание учителя. Кит же, в свою очередь, помогал Эдуарду, объясняя ему те задания, которых тот не понимал, – отец Мишель был слишком нетерпелив, чтобы снова повторить их. Вот так между двумя мальчиками и возникла крепкая дружба.

К семнадцати годам Ральф еще больше стал беспокоить Мэри-Эстер. Он был потрясающе красив, высок и широкоплеч, подстать своему деду. Внешне он на самом деле был очень похож на Эдмунда: те же самые бледно-золотистые волосы, классические черты лица, прекрасная кожа и большие серые глаза с золотыми крапинками. У Ральфа был долгий бесстрастный взгляд огромного золотистого кота. Он обладал также гибкостью и чувственностью кота, как и истинно «кошачьей» любовью к уюту и покою, перемежаемой внезапными вспышками энергии. Великолепный наездник, превосходный атлет и тонкий музыкант, он при всем этом был несчастлив, беспокоен и застенчив. Удивляться этому не приходилось, учитывая его прошлое. Раннее детство он провел, считая Мэри-Эстер своей матерью, и воспитывался в благочестивой англиканской семье. Потом вернулся его отец и вместе с мачехой пытался сделать из него пуританина. Ральф наблюдал раскол в семье, когда Эдмунд взял сторону Ричарда, выступив против его прежней «матери». Ну а потом наступил длительный период неразберихи, во время которого Эдмунд вознамерился, попросту говоря, усидеть на двух стульях, а Ричард вновь перестал обращать на сына внимание.

Мэри-Эстер глубоко переживала за него, в особенности теперь, когда он вступил в пору активной юношеской жизни. Однако из-за сложившейся ситуации – как в семье, так и вообще в стране – его не отправляли ни в школу, ни в университет, равно как и не давали никакого занятия ни в имении, ни в делах его деда. Мэри-Эстер считала удачей то, что природное здравомыслие Ральфа позволяет ему держаться в стороне от беды, поскольку всем прочим этого явно недоставало. Она старалась в меру своих скромных возможностей занять мальчика каким-нибудь делом, и именно с этими мыслями Мэри-Эстер и попросила его однажды – было это в конце июля 1648 года – сопровождать ее в Шоуз.

– Ты мог бы прихватить и Кэти, посадить ее перед собой, – сказала она. – Психея, пожалуй, растрясет бедную девочку, у нее и мяса-то под костями почти нет.

– Хорошо, мам, если ты хочешь, – добродушно отозвался Ральф. Он уже довольно долго называл ее «мам», как нечто промежуточное между «мама» и «мадам». – Только пусть накинет плащ, не то напугает мне лошадь.

– Ох, Ральф, не говори так! Это жестоко, – запротестовала Мэри-Эстер, а Ральф ухмыльнулся.

– Да я только пошутил, мам. Бедная гусеница, разве я стал бы ее обижать? А Гетта тоже едет?

– Я ее спрашивала, но она ответила, что хочет закончить какую-то работу.