|
Остатки элитного коньяка Женя зажал, ибо нефиг. Праздничное блюдо, употребленное в будни, быстро лишается своего ореола праздничности. Но среди множества талантов обитателей Зари нашелся и винокуренный. Кузьмич оказался весьма сведущ в технологиях домашнего виноделия и самогоноварения. И в подвалах форта теперь стояло (периодически прореживаемое) изрядное количество бутылей и бочонков с лучшими образцами его продукции. Для повышения уровня квалификации он недавно специально съездил в Заостровскую и на Кордон, к признанным специалистам в этом вопросе на предмет обмена опытом и секретами мастерства. После возвращения внес несколько существенных изменений в конструкцию своего перегонного агрегата. И сейчас на столике среди богатой и разнообразной закуски стояла для дегустации бутыль с чистым, как слеза, продуктом новых технологий. Злостный самогонщик собственноручно разлил по первой в стопочки «от Скленаржа» и провозгласил:
— Ну, за чудный вечер. Компания согласно прозвенела хрусталем. — Ух, крепка ты советская власть! — прокомментировал Григорьев и аппетитно хрустнул соленым груздочком местного же посола. — А то ж, шестьдесят градусов! — похвалился Кузьмич, разливая по новой. — Между первой и второй… — Касаткин сейчас бы сказал — «чтоб пуля не пролетела», — заметил Женя. — А где он? Что-то давно не заглядывал. — Клаус Лори давно уже не удивлялся привычкам «этих странных русских». Он окончательно обрусел, и даже изрядно продвинулся в изучении языка. Кое-кто утверждал, что в этом ему активно помогает одна молодая дама из Сибири, и что именно к ней он мотается каждую неделю, а отнюдь не на совещания к капитану. — Послезавтра обещался быть, — сказал Женя. — Привезет смену бойцов из замка. Может, задержится до утра. Вон, с Иванычем пульку распишет. Григорьеву удалось-таки обратить нескольких человек, в том числе и Клауса, в страстных преферансистов. И вечерами, особенно долгими зимними, можно было слышать странные для непосвященных реплики, доносящиеся из апартаментов Иваныча: «Под игрока с семака», «хода нет — ходи с бубей» и эмоциональное «да за такое канделябром!» Поэтому приезд признанного преферансного гуру был воспринят с немалым воодушевлением. За это незамедлительно было опрокинуто еще «по писят». — А ведь у нас еще сегодня повод есть. Кузьмич поднялся, держа в одной руке посудинку с порцией огненной воды, а в другой — тонкий ломтик копченой оленины. — Командир наш нонеча супружницу свою в стольный град отправил, так что в ближайшие дни ждем пополнения гарнизона. Давай, Евгений Михалыч, за продление твоего рода. Неугомонный Федька влез под руку: — А чего это вы, Евсей Кузьмич все про род да про род? На кой он вообще нужен? Тот, уже поднесший стопку ко рту, чуть было не поперхнулся, но совладал с организмом. Выпил, смачно закусил, а затем смазал пытливому вьюноше хорошего леща. — За что? — возмутилась жертва. — За то, что ты чуть гармонию не нарушил. Мозгою думать надо допрежь слов. Неча людям под руку говорить, да еще и дурнину всякую. А про род я тебе вот что скажу: это у каждого человека — главное. В старину как было? Прежде, чем парня оженить, або девку за мужа отдать, смотрели, что за род у кандидата. Большой ли, богатый ли. Ежели род худой, значит и заступиться, и помочь при нужде некому будет, случись что — и загинет кровиночка. А коли род большой да сильный… Вот, скажем, надо тебе дом срубить. Сможешь в однова-то? Могет быть, и построишь, да только намаешься досыта, а то и пуп сорвешь, або спину наджабишь. А коли род за тобой — кинул клич, собрались братья, дядья, да кумовья, во три дни сруб поставили, да под крышу подвели. |
