— Борька!

Тимофей заметил, как Сегаль полетел кубарем, зацепив ногою корневище, и к нему тут же подпрыгнул грязный, тощий вьюнош, чьи костлявые чресла были обтянуты шкурой зебры. Ну, Сихали Браун недаром носил звание ганфайтера — меткий импульс свалил хантера. Борис обернулся, показывая большой палец.

— Вы посмотрите только! — заорал Димдимыч, тыча рукою в саванну.

Сихали глянул — и едва не выматерился: им наперерез неслась добрая сотня молодых дикарей. Грязные, пыльные, вонючие, увешанные ожерельями из когтей и клыков, с перьями в сальных волосах, хантеры мчались босиком, грозя копьями, дротиками, луками, топорами, дубинами…

— Сюда! — замахал рукою Борис, подзывая друзей к укрытию у поваленного баобаба.

Тимофей с разгону перепрыгнул громадный сук, прячась за расщепленным стволом. Тут же в рыхлую древесину вонзилась метко пущенная стрела.

— Илья!

— Я бдю…

Словно подтверждая факт бдения, Тугарин-Змей поразил в грудь особо наглого хантера, изготовившегося бросить копьё. Оба Шурика стреляли густо, по площадям.

— Рыжий! — крикнул Тимофей. — Береги заряд! Это и тебя касается, Белый!

— Вас понял! Я…

Пальба стала реже, но результативней.

— Там кто-то одетый! — крикнул Белый. — И с плазмоганом!

— Выцеливай гада!

— Прячется, сволочь!

Если бы хантеры бросились всем скопом, то они бы одним своим числом подавили океанцев с антарктами. Можно успеть пристрелить двоих-троих, максимум — четверых. Когда же на тебя наваливается целый десяток, обязательно будешь в проигрыше. Но в том-то и дело, что никто из чумазых «варваров» не спешил занять место в той самой двойке-тройке, максимум — четвёрке. Хантеры тоже хотели жить — они рассредоточились, скрываясь за деревьями.

Тимофей Браун сменил картридж бласта и развернулся, высматривая противника на восточном фланге. Неожиданно с юга потянул прохладный, свежий ветер. Сихали поднял глаза — и обомлел.

Над горизонтом клубилась иссиня-чёрная стена — именно над! — поднимаясь в небо на десятки километров. Она держалась куда выше облаков, протягиваясь на запад и восток. Зрелище было фантастическим, небывалым — словно всё в мире перепуталось, и небеса сделались двухслойными — понизу светлел день, а поверху темнела ночь. «ППВ!» — подумал Сихали, оплывая ужасом.

— Идём на прорыв… — хрипло сказал он, откашлялся и заорал: — На прорыв! Разом! Пошли!

Уговаривать никого не пришлось — все дружно подскочили и бросились в атаку.

А стена тьмы всё надвигалась с юга, бурля, испуская далёкие громы, гоня перед собой холодный воздух. Молнии не сверкали под колыхавшимся чёрным пологом — слишком высоко проходил поток. И тут сверху задуло так, что взвихрился песок, а кроны зонтичных акаций сложились книзу, как те самые зонтики, — поток опускался, накрывая Этошу хмурой тенью и пригашая блеск озёрной воды. А вот хантерам всё было нипочём — то ли мозгов не хватало, то ли информации. Копьеносцы с лучниками, улюлюкая и подвывая, бросились, сжимая «клещи».

— К башне! — крикнул Сихали. — Бегом! Рыжий, прикрывай слева! Я — справа!

Шурик Ершов оскалился только, стреляя с обеих рук, — китопас дело знал туго.

Белый запрыгал к замыкающей башне, опираясь на Сегаля, к ним подскочил Цондзома, подставляя своё плечо.