Подействовало! Бахметьев посерьезнел, тоже отодвинул свою чашку так резко, что она жалобно звякнула о край блюдца с бисквитом. С лицом человека, более не пытающегося оттянуть неизбежное, сказал:

— Однако мы заболтались, господа… Не перейти ли к делу?

Савельев изобразил чуточку преувеличенно оживление. Поручик Рокотов выпрямился с радостным выражением лица.

— Суть в следующем, — сказал Бахметьев. — Вот уж более восьми месяцев, как в Москве объявился человек, которого отдельные горячие головы, — он недвусмысленно покосился на Рокотова, — считают ни более ни менее как пришельцем из былых времен. И бомбардируют начальство всех уровней рапортами с требованием принятия мер…

Рокотов смотрел упрямо и хмуро. По его лицу сразу можно сказать, что бомбардировку он намерен продолжать и далее.

— Вот даже как? — с нешуточным удивлением произнес Савельев. — И из какого же именно былого?

Рокотов ответил моментально:

— По моим предположениям, из сороковых годов восемнадцатого столетия.

— Лихо, однако… — покрутил головой Савельев. — В ту эпоху они просто не располагали соответствующей аппаратурой… Предположим, случилась некая неправильность, такое бывало… И все равно, наши наблюдательные станции непременно отметили бы… — он спохватился. — Простите великодушно, господа. Неосмотрительно с моей стороны что-то заявлять твердо, не зная обстоятельств дела… И потому, наверное… — он многозначительно посмотрел на Бахметьева. Тот откровенно вздохнул:

— Ну что же, давайте по порядку, Аркадий Петрович. С самого начала. Правда, историю эту мы вели далеко не с самого начала, но работу по реконструированию событий проделали, без ложной скромности, немалую. Так что я изложу события не в том порядке, в каком мы о них узнавали, а именно что с самого начала… Вот, полюбуйтесь. Это и есть наш персонаж.

Савельев взял у него фотографию, присмотрелся. Человек в годах, за сорок, с крючковатым носом, залысинами и бакенбардами. Глазки маленькие, губы плотно сжаты. Очень похоже, неглуп — и такое впечатление, недобр, ох, недобр…

— Господин Петр Петрович Аболин, — сказал Бахметьев. — Будем называть его именно так, потому что именно это имя, пусть и насквозь чужое, он сейчас носит, но настоящего мы не знаем… Он, правда, при первом появлении называл себя иначе, но и это имечко наверняка выдумал и более не использовал, так что и упоминать его не стоит. Итак… Восемь с лишним месяцев назад этот субъект вдруг возникает в номерах Фирятьева на Сретенке. То еще местечко, доложу я вам. Его никак нельзя считать классическим притоном уголовного элемента, разрядом повыше заведеньице, если можно так выразиться, но народец там большей частью обретается специфический… Из непойманных и особо шустрых. О самом Фирятьеве сыскная знает немало интересного, вот только доказать ничего не может. Быть может, вы хотите посмотреть бумаги по этой личности? У нас немало скопилось…

— Потом, наверное, — сказал Савельев. — Я бы предпочел сначала выслушать ваш подробный рассказ.

— Позже Фирятьева наши агенты прижали. Крепенько. Якобы от лица Охранного отделения, что прекрасно подействовало: подобная публика политики сторонится, как черт ладана, наизнанку вывернется, лишь бы не оказаться привлеченной по совершенно несвойственным им статьям… Короче говоря, вида на жительство у Аболина не имелось вовсе. Зато имелась парочка золотых червонцев, что Фирятьева моментально примирило с отсутствием вида.