Он был маленький и бледный, в детской кепочке, низко натянутой на голову. Кепка не могла скрыть его глаз, наоборот, в тени ее козырька они только ярче сияли голодным блеском. Правой рукой он нервно и безостановочно теребил маленький серебряный крестик, свисавший с кожаного ремешка на его левом запястье. Ошибочное решение, предложенное священником или врачом. Они-то, возможно, думали, что, когда он почувствует вожделение, прикосновение к кресту даст ему силы сопротивляться своему непреодолимому желанию. Только это прикосновение к кресту вместо предполагаемого положительного эффекта стало элементом его приготовлений, символом его сексуальности, каждое поглаживание отщелкивало возрастание возбуждения и приближение к вожделенной отметке, так что секс и религия неразрывно слились в единое греховное действие.
Наконец он решился подойти к Эллен, но я проскользнул мимо него и оказался первым. Он вроде хотел что-то возразить, но я пригрозил ему пальцем, и он, нехотя отступив, растворился в толпе, отправившись на поиски другого выхода для своих страстных желаний.
Темная фигура, незамеченная им, отделилась от стены и последовала за ним.
Эллен не сразу узнала меня. Узнав же, попыталась обойти, надеясь привлечь внимание папаши Бобби. Но, к несчастью, папаша Бобби был теперь поглощен совсем другим. Два огромных американца держали его между собой, как сосиску в хот-доге, и один из них воткнул в бок папаши Бобби дуло пистолета. Тони Фулчи смеялся. Он обхватил Бобби за плечи и велел ему смеяться вместе с ним, так как рот Бобби натянуто скривился и стал похож на выжатый апельсин. Брат Тони, Поль шел позади этих двоих, правая рука заложена в карман его кожаной куртки, а левая сжата в кулак, напоминавший размером кувалду. Они отвели Бобби к грязному белому фургону. Джекки Гарнер сидел на месте водителя и не выключал мотор. Он едва заметно кивнул мне, прежде чем Бобби затолкали на заднее сиденье и фургон рванул прочь.
— Куда они его? — спросила Эллен.
— Неважно.
— Он вернется?
— Нет.
— А я-то как без него? — Казалось, ее охватил страх. Девушка кусала нижнюю губу. Я подумал, что она вот-вот расплачется. — У меня ни денег нет, ни дома, мне некуда пойти.
— Твое имя — Дженнифер Флеминг, — заговорил я. — Ты приехала из Спокана, и тебе семнадцать лет. Твоя мать заявила о твоей пропаже шесть месяцев назад. Ее любовник тогда же был обвинен в угрозе физического насилия и сексуальном совращении малолетних на основе фотографий, найденных в квартире, которую он делил с твоей мамой. На всех фотографиях стояли даты. Тебе было пятнадцать, когда их сделали. Твоя мама утверждает, что она ничего не знала обо всем этом. Правда?
Дженнифер заплакала. Она только молча кивнула мне в ответ.
— Тем не менее ты вовсе не обязана сразу же ехать домой. Я знаю женщину, которая содержит приют в северной части штата. Очень милое место, и ты сможешь провести там какое-то время, чтобы во всем разобраться и подумать. У тебя будет собственная комната. Там кругом зеленые поля и лес, так что есть где погулять. Если ты только этого захочешь, твоя мама приедет навестить тебя там, и вы сможете поговорить обо всем. Но тебя никто не заставит с ней встречаться, пока ты не готова к этому.
Я не знал, чего ожидать от нее. Она могла уйти и найти защиту у каких-нибудь женщин постарше. В конце концов, она не имела никаких оснований довериться мне. Мужчины вроде Джи-Мэка и папаши Бобби, вероятно, тоже предлагали ей защиту, а потом потребовали огромную цену взамен.
Но она не уходила. Тыльной стороной ладони она вытерла слезы и неожиданно показалась мне еще младше, чем была. Женщина, которой ее вынудили стать, куда-то исчезла, и ребенок, которым она все еще оставалась, занял это место.
— А мы можем поехать туда прямо сейчас? — спросила она. |