Алексей Доронин. Черный день
Черный день - 1
Моей жене и сыну. С надеждой, что этого не случится.
Есть высшая на свете справедливость,
И может статься, сквозь кольцо радаров
Вам отольются горестные слёзы
Грозой ракетно-ядерных ударов!
«Америке». А. Харчиков
Пролог
Человек поднялся на верхнюю площадку, осмотрелся и перевёл дух. Шестнадцать пролётов остались внизу и напоминали о себе как тяжесть прожитых лет. Чердачная лестница далась ему труднее. Через узкое слуховое окно мало что можно было разглядеть, и он решил идти до конца. Крыша была ровной площадкой без скатов, такие возводили и в конце прошлого, и в начале нынешнего века. Он не знал, сколько дому лет, но надеялся, что тот простоит ещё хотя бы сутки.
Прижимаясь спиной к лифтовому коробу, человек сел на корточки. Приближаться к краю, лишённому даже намёка на перила, ему не хотелось.
Никто не знал, что он здесь, иначе ему без разговоров запретили бы, даже применив силу. Он был слишком ценен. Или они думали… да, в последнее время он склонялся к этой версии. Они ошибочно считали его ценным.
Иногда ему казалось, что будь на его месте жюльверновский инженер Сайрес Смит, тот сумел бы в одиночку восстановить цивилизацию на отдельном участке суши. В полном объёме. И наладить сельхозтехнику, и пустить трамвай, и даже соорудить из подручных материалов новую теплоэлектроцентраль.
Его же личная память хранила только даты давно забытых сражений и кучу никому не понятных терминов. Гору бесполезного гуманитарного хлама, который он не собирался никому передавать. Но он гнал эти мысли и понимал, что глупо себя обвинять. Как и культура, цивилизация — продукт миллионов. Ни один атлант не вынесет этой тяжести в одиночку.
Посещать старые дома давно стало опасно. Они рушились от слабых подвижек земной коры, которые нередки в предгорьях Салаирского кряжа, от непогоды, подтачивавшей их пятое десятилетие. Иногда достаточно было лёгкого толчка, чтобы изношенные несущие конструкции, выдержавшие когда-то страшный удар взрывной волны, обрушились. Складываясь как карточные домики, здания иногда погребали под обломками любителей порыться в останках былого.
Человек знал, что его выходка граничит с безумием. Может быть, он верил в свою счастливую звезду и в то, что, пройдя такое, нельзя умереть иначе, чем от старости.
А ещё он не мог уйти, не попрощавшись с Городом.
В доме не было ничего примечательного, и жизнь человека никак не была связана с этой серой громадой. Обычный девятиэтажный дом из кирпича с тремя подъездами теперь гордо возвышался над всем районом. От его панельных соседей остались только невысокие холмики, похожие на скифские курганы и уже начавшие порастать травой. Дом был одним из последних, устоявших после прошлогодних толчков, которые люди, живущие теперь в жмущихся к земле домишках, едва почувствовали.
Это был последний вечер, который он проведёт там, где когда-то появился на свет. Совет принял решение. Совсем скоро они оставят этот негостеприимный край и отправятся в дальнюю дорогу, чтобы найти новый дом.
Они нашли несколько нетронутых разрезов — невозможно выжечь все месторождения дотла, да и вряд ли кто-то ставил такую цель. На них при желании можно было добывать уголь практически вручную, как в позапрошлом веке. Но это мартышкин труд. Чтобы обогревать их утлые жилища и готовить еду, хватит и дров. Так что заметных плюсов у проживания в угольном краю не было.
А минусы перечислять можно было долго. Скверный климат и неудобный для земледелия рельеф, бедная фауна и недостаток водоёмов, пригодных для рыболовства. Вдобавок — и это самое страшное — полная изолированность от других «островков» жизни. Ближайшее поселение находилось в пятистах километрах, а это всё равно, что на Марсе. Этот человек хорошо знал историю и вполне мог представить себе последствия такой обособленности — деградацию физическую и культурную.
|
