|
Купцы, ювелиры, ремесленники тем только здесь и живут, что поставляют свои изделия его женам, потому что сам-то он больше ночами наезжает — бог весть откуда. Да и то проведет в замке несколько дней и снова исчезнет, опять же ночью — бог весть куда. Но женам его хорошо живется. Много денег тратят они на шелка, на сукна, на всякие безделушки. А сам паша — добрейший человек. Если у кого дом сгорит, он лесу даст. Бедному люду разрешает валежник собирать по всему огромному лесу; господину Варге, лесничему, дал наказ, чтобы позволял людям кормить желудями свиней в его дубравах — хотя свиньи и нечистые животные согласно Магомету (черт бы побрал его учение), и вообще паша с готовностью открывает кошелек, с какой бы просьбой мы к нему ни обратились. Вот и сейчас он для нашего реформатского прихода за свой счет заказал в Бестерце большой колокол.
— Знать, добрый человек. Но известно ли ему о приказе вашего вице-губернатора? — О конечно! Господин вице-губернатор всякий раз, как приезжает сюда, обязательно навещает Хилил-пашу, если тот пребывает в замке. Вот и теперь, четыре дня тому назад, он был у паши, и они уж наверняка обсудили все эти дела. Пока Престон снимал с конских голов опустевшие торбы для овса, господин Катай набросал на клочке бумаги записку о том, что податель ее около восьми часов вечера миновал сабадкинскую корчму в направлении Ошдяна, заявив, что конечным пунктом его поездки будет лесной замок, каковое заявление должно быть подтверждено подписью и печатью его милости Хилил-паши. — И на том спасибо! — поблагодарил Гёргей, по-приятельски хлопнув ладонью по ладони бургомистра. — Представится случай, постараюсь отблагодарить вас. Уже взобравшись в тележку, он задал бургомистру еще один вопрос: — Тут, на заставе, сказывали: шурин мой, Дарваш, умер. Как вы получаете такие вести? — А мы утром выставляем живую цепочку: на каждые пятьдесят сажен по человеку, — и так через весь лес, — до самого Ошдяна. К опушке леса приходит лошонцкий ученый лекарь Йожеф Макулик (видать, дьявольски смелый парень, коль не боится оставаться там все это время!) и кричит новости ближайшему из людей в цепочке; тот передает следующему — и так до самой сабадкинский заставы. Точно так же нам передают и распоряжения из комитата. Да вот сегодня утром лекарь почему-то не вышел на условленное место. Знать, и его час пробил! — Ну, спасибо. С богом! Будьте здоровы, господин бургомистр! — И вы тоже, ваше превосходительство, возвращайтесь милостью божьей в полном здравии! Пожелав друг другу всех благ, они расстались. Повозка Гёргея наконец двинулась по лесной дороге под деревьями, уже встречавшими ночь тихим шелестом листвы. Пожалуй, можно было бы назвать лес угрюмым, потому что веселый щебет и пение птиц смолкли, только дятел все еще стучал то там, то сям, да с легким шорохом перепрыгивали с ветки на ветку белки. Но среди трав, папоротников и кустов еще копошились и трещали кузнечики. Вот где-то неподалеку загудел колокол. Что это? Уж не к ужину ли звонят в замке Хилил-паши? Но ведь замок, согласно описанию, должен находиться слева от дороги, а колокол звонит справа! А может быть, это в Ошдяне служат панихиду по усопшим? Да вот и ветер сквозь бесконечную сетку древесных ветвей как будто донес запах ладана, запах смерти. Гёргей даже вздрогнул от этой мысли. — Какой печальный закат, Престон! Какой унылый! Но вот волны торжественного колокольного звона стали доноситься уже откуда-то слева: динь-дон, динь-дон. — Ах, черт! — воскликнул Престон. — Какой-нибудь плутище-филин шутит над нами. — Что ты говоришь? — Филины до того ловко подражают колокольному звону, что и не отличишь. Один раз я изведал на своей шкуре такие их шутки. |
