– Ты никак не можешь выстрелить, Стиви, – убеждал Торнберг. – Ты ведь психиатр и хорошо знаешь последствия этого поступка, я имею в виду не только приговор суда, но и то, что годы спустя ты будешь сама себя мысленно казнить. Да к тому же еще я не сделал ничего такого, что давало бы тебе право целиться в меня из пистолета.

– Вы убили Аманду.

Торнберг с изумлением глянул на нее.

– Ты просто-напросто с ума спятила. С какой стати я бы стал...

– Она умерла от снадобий, которыми вы ее снабжали. Заткнитесь! Не отпирайтесь! – Стиви покачала головой. – Теми же, от которых загнулась и Тиффани. Только с Амандой получилось по-другому. Тиффани вы вертели, как хотели. Где лежит ее тело, Торнберг? В морге? Нет, не в морге. Не было ни похорон, ничего не было. Могу спорить, что вы отдали ее своим вурдалакам из клиники, а они изрезали ее на кусочки для всяких там исследований, а потом сожгли. Все шито-крыто, и судмедэксперт не задаст никаких неудобных вам вопросов. А медицинское заключение о смерти состряпает кто-нибудь из врачей в клинике, стоящих перед вами на полусогнутых.

Но с Амандой такое не прошло бы. Она жила не в вашем обществе, до нее вам было не добраться. Когда вам стало известно, что она вот-вот умрет, вы не могли так просто тайно похитить ее и привезти в клинику. А если бы она умерла от лекарств, которыми вы ее пичкали, то при вскрытии возникли бы очень серьезные вопросы. Так вот, чтобы избежать вопросов, вы ее и убили. А для маскировки все это представили так, будто она пала жертвой подлого вора, которых полным-полно в Нью-Йорке, особенно в районе, где она жила. Вы прекрасно знали, что ее убийство таким образом не поднимет слишком много шума и не вызовет удивления.

– Все сказала? – перебил ее Торнберг. – Рассказала ты все очень складно, но я должен все же назвать твой рассказ сказкой. Не знаю, кто накачал тебя этим бредом, но могу заверить, что...

– Заткнись! – прервала его Стиви, на этот раз в грубой и решительной форме. Она даже встала, не в силах больше выносить переполнявший ее душу гнев... – Я же на себе испытала эти твои хитрые иезуитские приемчики. Одного не могу понять – почему это я умудрилась восхищаться, как ты ловко обводишь вокруг пальца многих людей, в том числе влиятельных и могущественных. Да, ты помог Мортону сделать карьеру и таким образом обеспечил мне доступ в свет, о чем я всегда мечтала. А ты был таким могущественным и блестящим, ну прямо как солнце, и я стала близка с тобой, греясь в лучах твоего могущества и наслаждаясь отблеском славы. Стоило мне только назвать твое имя, и нужные двери распахивались передо мной.

Боже мой, как я трепетала в предвкушении чего-то необычного, воображая себя актрисой с Бродвея, играющей на сцене. Как я запуталась в своей лжи! Я просто жила в ней, день и ночь, а вот когда по твоему приказу улеглась в постель с Вулфом, как последняя проститутка, то это переполнило чашу моего терпения. Теперь я оглядываюсь на этот эпизод с опаской и таким отвращением, что ты себе и представить не можешь. Потому что, когда я вспоминаю, как добилась расположения Вулфа и использовала его ради твоей выгоды, у меня поневоле возникает чувство страха и отвращения.

Но ты все-таки прав в одном: я полюбила Вулфа и уверена, что со временем и он полюбит меня. Но, как ты понимаешь, я не стану тогда в своих с ним отношениях плясать под твою дудку. Никогда даже я не приглашу его с тайным умыслом ну и, само собой разумеется, никогда не скажу ему, что выполняла твое задание.

– Присядь, Стиви, – успокаивал Торнберг, – ты же знаешь, что мне нравилась Аманда, она была моей приятельницей, без нее мне бывало скучновато. Мне искренне жаль ее, но теперь должен признаться, что она всегда уходила от разговора, когда затрагивалась тема клиники.