|
Шипли понимающе кивнул и с явной неохотой ответил:
– Ходят всякие слухи. Те, кто знают членов "Тошин Куро Косай", болтают между собой, будто в них есть нечто такое, что отличает их от прочих людей. Точно никто не знает. Но все же члены этого общества, похоже, не подвластны разрушительной силе времени.
Вулф не совсем понял объяснение и поэтому попросил:
– Не можете ли рассказать все это подоходчивее?
– Разговорчики эти – они больше похожи на всякие бредни про вампиров и оборотней – в основном о том, что члены общества Черного клинка вроде как бы стареют медленнее, чем вы и я.
– Ну это какая-то чушь, – заметил Вулф, но все же в душу закралось сомнение. – В мире ведь полным-полно людей, которые выглядят моложе или старше своих лет.
– Оба мы скептики, лейтенант, – заметил Шипли. – Представьте в таком случае, как я удивился, услышав от вас о заключении медэксперта относительно Моравиа. – Он быстро посмотрел вокруг и, увидев, что Яшида бдительно охраняет их, повернулся опять к Вулфу. – У меня теперь нет выбора, и я прошу вас сотрудничать со мной. Нам нужна ваша помощь, лейтенант. Очень нужна. Если в этих слухах есть хоть какая-то доля истины, – он на секунду-другую примолк, чтобы перевести дух, – то последствия их восхождения к власти станут в сотни, тысячи раз пагубнее. Их нужно остановить, лейтенант, в вы просто обязаны это сделать.
– Минутку, – ответил Вулф. – Вы говорите, будто я уже вхожу в заключительную стадию своей миссии.
– Может, и входите. Убрав двух наших сенаторов, Нишицу и его клика переступили черту, – подчеркнул Шипли, и глаза его с контактными цветными линзами ярко сверкнули. – Догадываюсь, о чем вы все время думаете, лейтенант. Вы сделали верный вывод: мы начинаем тайную войну с Японией.
Токио – Нью-Йорк
Шото Вакарэ получил зашифрованные инструкции в тот час, когда принимал душ. Он вышел из ванной, чтобы прочесть семь страничек, лежавших на приемном поддоне портативного телефакса. Капельки холодной воды блестели на его рельефном безволосом теле. Подойдя к факсу, он уставился на колонку цифр. Без специального электронного дешифровального устройства, полученного от Яшиды, прочитать их было бы невозможно.
Утро у него проходило по раз и навсегда заведенному порядку. Вставал Вакарэ в четыре, надевал тренировочный костюм и два часа подряд интенсивно занимался сложными гимнастическими упражнениями. За это время кожа становилась гладкой и блестящей, а мускулы наливались и твердели так, что он минут по пятнадцать любовался их игрой и получал от этого не меньшее удовольствие, чем если бы находился в музее современного японского искусства, который посещал регулярно раз в неделю.
Под теплым душем он выбривал руки, подмышки, йоги, а затем, изгибаясь и приплясывая, становился под холодную воду и стоял так под ледяной струёй, пока у него от холода не начинали лязгать зубы, а под ногтями не появлялась синева.
И все же после душа он еще с четверть часа вертелся мокрый перед трюмо, разглядывая свой пенис, который от холода становился совсем маленьким. Тогда он сгибал колени, приседал и хлопал себя по упругим мускулам бедер до тех пор, пока кожа не начинала краснеть и ноги дрожать от боли.
Выходя из ванной, он в первую очередь глядел на обрамленную бамбуковой рамкой литографию Юкио Мишимы, поэта-самурая, который в 1970 году совершил харакири, чтобы своей смертью подчеркнуть гибель самобытности Японии. Он считал, что в адском котле западного влияния гибнут прекрасные национальные традиции японского народа.
На литографии Мишима был изображен в виде распятого на кресте страдальца, из его тела выпирали стрелы в виде мужских членов. |