1952 год

В двадцать три года Эмилиано достиг предела своих мечтаний и пребывал в блаженной нирване счастья. Он с отличием окончил университет, у него была любимая работа в этом всегда увлекавшем его мире книг, но главное, у него была Ипполита, что представлялось ему наивысшим из всех земных благ.

После многих лет неустанных терпеливых ухаживаний ему, наконец, удалось завоевать ее сердце и жениться на ней. Супруги Кривелли купили молодоженам большую квартиру в прекрасном доме на виа Мороне, а Эдисон подарил сыну бриллиантовую булавку для галстука, свой фамильный талисман, и расширил его участие в делах издательства, сделав одним из директоров.

В середине января, сразу после свадьбы, Эмилиано с Ипполитой на своей огненно-красной «Ланче» уехали в Сен-Мориц. Несколько избранных друзей, готовых составить им компанию в катании на лыжах, ожидали их там в отеле «Палас».

Для Эмилиано это был первый настоящий отпуск после нескольких лет напряженной учебы и труда, и он решил по-настоящему насладиться им. Он имел теперь все, что хотел. Единственное, что беспокоило его, это здоровье Ипполиты, то странное состояние, в котором она пребывала. Почти каждую ночь он просыпался от тихого плача жены, который то прерывался стонами, то переходил в жалобный крик. Испуганный, он обнимал ее, ласково успокаивал, осторожно будя. Проснувшись, она тут же приходила в себя, а на его настойчивые расспросы отвечала нехотя.

– Не обращай внимания. Это просто ночной кошмар, – говорила она, отодвигаясь на свою половину. – Что-то нервы не в порядке. Приснилась какая-то чушь.

Как Эмилиано ни старался доискаться до таинственных причин этого со странным постоянством повторяющегося кошмара, ему не удалось добиться ничего. Оставалось надеяться лишь на то, что короткий отдых среди заснеженных швейцарских гор окажется для Ипполиты целительным.

В Сен-Мориц они приехали сразу после обеда. Выбрав в отеле небольшой, но очень уютный номер, из которого открывался чудесный вид на заснеженный, местами покрытый ельником перевал, Ипполита вызвала горничную, чтобы та помогла ей разобрать багаж, а сама тем временем решила принять теплый душ. Когда прислуга явилась, она была еще в ванной комнате. Эмилиано показал девушке чемоданы, и та сразу принялась за работу. Сам он тем временем пытался дозвониться до друзей, которые оставили им записки у портье в вестибюле.

Выйдя из ванной в своем длинном махровом халате, Ипполита оказалась лицом к лицу с горничной, удивленно уставившейся на нее. Простое крестьянское лицо девушки озарилось улыбкой.

– Синьора Вассалли! – воскликнула она, всплеснув руками от избытка чувств. – Как я рада видеть вас! А как ребеночек? Как себя чувствует ваш сынок?..

Узнав ее, Ипполита побледнела и оперлась о кресло, чтобы не упасть. Горничной была та самая девушка, которая четыре года назад, когда, поменявшись именами с Сереной Вассалли, она ждала рождения ребенка, помогала им по хозяйству в коттедже.

Ипполита знала, что когда-нибудь придет этот день и вскроется ее ложь. Испытывая глубокие, никогда не оставлявшие ее угрызения совести, она почти уже хотела этого. Все ее существо стремилось к освобождению, к тому, чтобы оплатить наконец этот висящий на ней счет. С каждым днем все неодолимей хотелось сбросить эту тяжесть с души. Возможно, и в Сен-Мориц она отправилась лишь затем, чтобы бессознательно найти какой-то детонатор, который помог бы взорвать эту скопившуюся в ней, как горючее вещество, ложь – взорвать, чтобы обрести в результате покой.