По малому счету, она была здесь экономкой, а по большому – хозяйкой дома. Так говорил о ней дядя Витя. По идее, она должна была подчиняться ему, но, судя по всему, все было как раз наоборот. Елена Васильевна едва заметно улыбнулась управляющему, махнула ему рукой, и он исчез, как будто его здесь и не было.
– Виктор Алексеевич говорил, что вы служили в милиции, – ровным, ничего не выражающим голосом сказала Елена Васильевна.
– Да. Закончила юридический университет.
– Насколько я знаю, с красным дипломом. Очень хорошо. Пойдемте.
Идти пришлось недолго, но через длинную череду залов. Каждому из них можно было давать свое название. Мраморный зал, Фарфоровый, Гобеленовый, Круглый. Портретный зал. Здесь были собраны портреты царских офицеров, высокородных барышень в красивых старомодных платьях.
Елена Васильевна заметила интерес, мелькнувший в глазах у Насти.
– Это наши предки, – улыбнулась она. – Прадеды, прабабки.
– Как же все это сохранилось?
– Увы, почти ничего не сохранилось, – покачала головой Елена Васильевна. – Сохранился только портрет нашего с братом прадеда, Алексея Михайловича. Генерал-майор царской армии. И его супруга, Дарья Николаевна. Портреты старые, сохранились чудом, пришлось восстанавливать. Все остальное – работы наших современников. Старые фотографии, архивы, домыслы. В общем, вроде бы вышла галерея. Есть и наши портреты, – улыбнулась женщина. – Но здесь они появятся после нашей смерти. Хотелось бы надеяться, что не скоро.
Насте показалось, что Елена Васильевна хотела еще что-то добавить к уже сказанному. Но задумалась, ушла в себя. В каком-то внутреннем ступоре продолжила путь. Провела Настю в роскошную угловую гостиную в правой части крыла, жестом руки велела сесть на неудобный, но красиво исполненный под старину диван. Сама присела рядом. Ноги вместе, руки на коленях. Поза целомудренной женщины. И не было в том ничего показного.
– Итак, на чем мы остановились? – стараясь нащупать утерянную нить разговора, спросила Елена Васильевна.
Настя понимала, что не о своем портрете она хочет говорить и уж тем более не о своей предполагаемой смерти.
– Вы про мою службу спрашивали.
– Ах да. И красный диплом. А школу как закончили?
– С серебряной медалью.
– Превосходно. Значит, вы в состоянии будете помочь Карине с уроками.
– Если это будет входить в мои обязанности.
Елена Васильевна мягко, но несколько разочарованно выставила вперед руку – призвала остановиться.
– Я бы хотела, чтобы вы забыли о своих обязанностях. Я бы хотела, чтобы вы стали другом для моей дочери. Виктор Алексеевич верит в вас. Мне бы тоже хотелось верить, что я передаю дочь в надежные руки. Я думаю, вы даже из пистолета стрелять умеете.
– Ну, нормативы я выполняла на «отлично». Но признаюсь честно: в реальных боевых действиях никогда не участвовала, по реальным целям не отрабатывала. Так что сразу скажу: телохранитель из меня ненадежный. Да и воспитательной практики у меня как таковой нет.
– Но психологию и педагогику вы изучали.
– Изучала. Но педагогика и психология у нас весьма специфичная.
Одно дело уметь работать с преступниками, и совсем другое – с нормальными детьми. Но, в принципе, по своей природе все люди одинаковы, просто к одним требуется более жесткий, а к другим более мягкий подход. Настя не видела за собой умений и навыков, чтобы соответствовать требованиям, предъявляемым к воспитателю да к тому же и телохранителю двенадцатилетней девочки. Зато ей казалось, что она справится с этой работой.
– Ничего. Телохранителем у Карины был человек, который имел о педагогике очень смутное представление. |