Гросвенор вздохнул. То, что он хотел сказать, уже сказал Зидель.

Тишину нарушил Кент, с ожесточением заявив:

– А я говорю, что незачем рисковать. Подозрения вполне достаточно, чтобы уничтожить эту бестию прежде, чем она наделает больших неприятностей.

– Мистер Корита, вы здесь поблизости? – спросил Мортон.

– Около тела, директор.

– Вы ходили по окрестностям с Кранесси и Ван Хорном. Как по‑вашему, этот зверь может быть потомком расы, господствовавшей на планете?

– Директор, во всем этом кроется какая‑то тайна, – медленно ответил высокий японец. – Посмотрите все на эту прекрасную линию крыш на фоне неба. Обратите внимание на очертание зданий. Эти существа, хотя и построили огромный город, любили природу. Строения не только красивы. Они сами по себе украшения. Вот эквиваленты дорической колонны, египетской пирамиды и готического собора, как бы вырастающие из этих скал, прекрасные в своей целесообразности. Если этот мертвый, покинутый мир можно считать матерью‑землей, то когда‑то ее обитатели наверняка ее очень любили. Судя по машинам, они были математики, но прежде всего это были художники. Они не строили геометрически распланированных метрополий. Здесь мы видим настроение какой‑то вдохновенной веры в торжество духа. О глубоком, радостном волнении говорит кривизна улиц и бульваров, неровные ряды домов. Это не была цивилизация, клонящаяся к закату, это была молодая, крепкая, сильная культура, верившая в свое великое будущее. И в этот период наступил ее конец. Я утверждаю, что эта культура распалась внезапно в период наибольшего расцвета. Социологическим последствием такой катастрофы вполне могло бы быть полное падение морали, возврат к полуживотному существованию без каких‑либо идеалов. И полное безразличие к смерти. Если этот… если наш зверь – потомок такой расы, то это должно быть хитрое, коварное создание, убийца, который хладнокровно перегрызает горло своему же собрату.

– Довольно! – коротко сказал Кент. – Директор, я готов привести приговор в исполнение!

– Я против! – бурно запротестовал Смит. – Господин директор, нельзя убивать этого зверя, даже если он виноват. Это же сокровище для биологии.

Кент и Смит гневно посмотрели друг на друга. Потом Смит сказал:

– Дорогой мистер Кент, я, конечно, понимаю, что вы хотели бы разложить его в своем отделе по пробиркам и исследовать состав его крови и тканей. Однако, должен сказать, что вы, к сожалению, слишком торопитесь. Мы в отделе биологии хотели бы иметь живой организм, а не мертвый, Я думаю, что и физики хотели бы видеть его живым. Увы, вы стоите на последнем месте. Придется с этим примириться. Вы его получите через год, не раньше.

– Я смотрю на это не с научной точки зрения, – сдавленно ответил Кент.

– Но теперь Джарвей мертв и ему ничем не поможешь…

– Я прежде всего человек, а потом уже химик, – резко ответил Кент.

– Из‑за своих эмоций вы хотите уничтожить ценный экземпляр?

– Я хочу уничтожить опасное существо, возможностей которого мы не знаем. Мы не можем рисковать жизнью других людей.

– Хорошо, мистер Смит, – решительно прервал спор Мортон. – Пусть живет, И если теперь, когда мы кое‑что о нем знаем, произойдут какие‑либо несчастья, то исключительно из‑за нашей неосторожности. Конечно, вполне возможно, что мы ошибаемся. Мне, как и Зиделю, тоже кажется, что зверь был все время поблизости. Может быть, мы несправедливо его обвиняем. Да и откуда такая уверенность, что на планете нет других опасных животных? – Он сменил тему: – Кент, что вы собираетесь делать с телом Джарвея?

Главный химик с горечью ответил:

– Похороны состоятся не сразу.