«Я придумываю самые невероятные интриги: очень часто они основываются на нескольких газетных строках. Люди говорят: «О, это совершенно абсурдно!» Мои отрицательные герои слишком черны. Но, в сущности, люди совсем не такие. Это я придаю им такой вид. Правда, мне уже все трудней находить подходящих отрицательных героев. И наконец, я больше не хочу писать против русских. Я использовал русских в четырех или пяти книгах. Однако я думаю, что сейчас мы должны жить в мире с русскими. Стало быть, придется придумать какую-нибудь международную организацию… У меня совсем нет намерения писать настоящий роман. Я думаю, что, когда покончу с Джеймсом Бондом, больше писать не буду. Я уже почти исчерпал себя».

Свой разговор с Сименоном Флеминг закончил словами: «Я весьма скромно оцениваю свои произведения». И это заявление— не пустая фраза. Достаточно вспомнить, что автор не считает свои книги «настоящими романами», то есть серьезной литературой, сознает свою предвзятость в клевете на противника, признает (пусть косвенно) свою вину по отношению к «русским». Самокритичность, вызывающая уважение, но бесполезная сейчас, не до, а после создания этого мрачного героя «холодной войны» по имени Джеймс Бонд.

Мы подробно остановились на романах Флеминга потому, что, как уже упоминалось, творчество этого автора в известном смысле обобщает существенные черты самой популярной тенденции в развитии шпионского романа, которую мы бы обозначили как тенденцию к фантастике и которая представляет собой отроческий период жанра, хотя и является все еще достаточно популярной. Девальвация книг Флеминга, по сути, была характернейшим симптомом девальвации всей этой шпионско-фантастической продукции в глазах публики, слишком уставшей от небылиц, пошлых проамериканских хвалебных гимнов и столь же пошлой антисоветской клеветы.

Другая тенденция, которую можно назвать иногда реалистической, а иногда псевдореалистической, призванная заменить роман, состоящий из невероятных выдумок, выдумками, по крайней мере внешне более достоверными, развивается уже в 60-е годы. В сущности, эта тенденция проявляется и раньше, еще в те годы, когда Флеминг пожинал лавры, но писателям нового направления предстояло изрядно потрудиться и завоевать благоволение буржуазных рецензентов и законодателей общественного мнения, чтобы преодолеть инерцию мещанских вкусов и привлечь внимание публики.

Главными представителями и в известном смысле родоначальниками этого течения были два англичанина — Лен Дейтон и Дэвид Корноуэлл, известный под псевдонимом Джон Ле Карре. Первый роман Дэйтона, знаменующий новый этап в развитии жанра, вышел еще в 1962 году. Это «Айпкресс, немедленная опасность» («The Ipcress Fife»). Но лишь три года спустя, когда Флеминг уже лежал в могиле и шумиха вокруг его имени немного поутихла, эта книга получила должную оценку. Переведенный в то время на французский язык, роман Дэйтона не без оснований был принят как сигнал крушения «бондизма». И Жак Кабо свою рецензию в журнале «Экспресс» начинает следующими знаменательными словами:

«На этот раз Джеймс Бонд подвергается серьезной опасности. Это не лазер, не кобальтовая бомба, не хладнокровная блондинка. Угроза исходит от мелкого анонимного чиновника. У непобедимого Джеймса Бонда, этого Тарзана контршпионажа, не было оснований бояться фикции, потому что и сам он был просто мифом. Но он должен, без сомнения, опасаться реальности. Чтобы написать что-то посильнее Джеймса Бонда, достаточно написать просто что-либо более правдивое.