Блэйн, сидя в кресле, с благосклонной улыбкой принимал своих людей, проходивших мимо него с традиционными приношениями в ознаменование окончания Великого поста и начала празднования Пасхи в Ардендоне.

— Что беспокоит тебя? — спросил он сидящего рядом Гарета. — Представляешь свое маленькое очаровательное дитя, которому ты оказываешь благотворительность, в руках какого-нибудь распутного лорда. Неужели ты и впрямь рассчитываешь найти для нее мужа, когда единственный свадебный дар, который он может ожидать от тебя, — это кинжал в горло?

Гарет откинулся в кресле, закрыв глаза.

— Ты слишком много общался с Мортимером и стал от этого циничным и подозрительным.

— Прекрасное обвинение от человека с таким дьявольским характером, как у тебя. Ты приехал в Ардендон нападать почем зря на моих гостей и бросать свою мрачную тень на нашу радость? Твой угрюмый облик может быть привлекательным для дам, но и здесь я наблюдаю ослабление твоих и без того сомнительных чар.

Гарет открыл глаза. Тень улыбки тронула его губы.

— Ты говоришь так только потому, что Алиса прошлым вечером пришла сначала в мою спальню, а потом уж в твою.

— Все по той же причине. Ей не понравилось у тебя, и она перебралась в мою постель.

— Как будто бы ты отказал, если бы ей у меня понравилось.

Уже произнося это, Гарет пожалел о своих словах. Блэйн встал. Губы его были бледны и поджаты в выражении, которое Гарет помнил еще с детства. Блэйн сощурил глаза, увидев Ровену, спускавшуюся с лестницы в облаке пурпурного бархата. Его губы раздвинулись в жесткой улыбке.

— Блэйн, я… — начал было Гарет.

— Не извиняйся. Я бы тоже был раздражительным, если бы моя возлюбленная спала в покоях моей сестры. Особенно если бы моей сестрой была Марли.

Блэйн пересек зал и предложил руку Ровене.

Гарет поднялся из своего кресла. Путь ему преградил какой-то оборванный человек. Он ворвался в зал, оттолкнув пажа, стоявшего в дверях.

Упавший паж едва успел подняться, как был снова сбит орущим мужчиной, гнавшимся за оборванцем с криком:

— Вор! Проклятый вор!

Один глаз преследующего был закрыт повязкой. Другой же сверкал обещанием смерти тому, за кем он гнался с дубиной в руке. Ровена отступила назад, когда убегавший бросился вниз лицом к ногам Блэйна, упав при этом на мешок, который он нес и в котором что-то отвратительно захрустело.

Его пальцы цеплялись за сапоги Блэйна.

— Милосердия, милорд! Я умоляю вас. Я желал лишь чести принести вам дары, когда этот еретик набросился на меня у ваших дверей.

Одноглазый резко остановился. Гарет перехватил его волосатое запястье, прежде чем тот успел обрушить дубину на голову лежавшего человека и забрызгать юбки Ровены его незадачливыми мозгами.

Одноглазый вырывался, но, глянув через плечо на рыцаря, удерживающего его, опустил дубину с уважительным поклоном.

— Он — лживый негодяй, милорд, — произнес он, обращаясь к Блэйну. — Я стоял, ожидая очереди предстать перед вами, когда эта подлая собака выхватила мой мешок и проскочила сюда. Я знал вас с тех пор, когда вы еще были парнишкой, сэр Блэйн. Я, конечно, приволокнуться не дурак, но я не лжец. — Он поднял свою дубину. — Дайте мне позволение, и я разобью его череп.

Блэйн вытянул руку в сдерживающем жесте.

— Нет, Джек. Предоставь это мне. — Он намеренно понизил голос. — Это обязанность вашего господина, вершить правосудие там, где необходимо.

Гарет закатил глаза. Человек, распростершийся у ног Блэйна, покрывал поцелуями его сапоги.