Глаза Ровены потемнели. Она вспомнила нежные ласкающие прикосновения пальцев Гарета к ее щеке. Она была так близка к тому, чтобы отдать себя в плен этих рук, когда его холодные слова «Оставь меня в покое» удержали ее. Неужели те же самые руки могли оборвать жизнь ребенка, маленькой девочки? Что за поистине дьявольское умение преображаться? Она вздрогнула при воспоминании о его ласке. Если Гарет прикончит ее, он избавит ее от боли навсегда. Милосердие же его может продлить эту боль до бесконечности. Что же в этом случае будет истинной добротой — смерть или прощение?

— Я не знаю ответа на этот вопрос, — произнесла Ровена, размышляя вслух.

— Надо уходить. — Маленький Фредди протянул ей руку, и они встали вместе одним движением.

— Куда же мы пойдем? — спросил Ирвин. Ровена вздрогнула, услышав, как его зубы с хрустом впились в кожуру репы.

Сама того не желая, она вспомнила миску, которую там, на кухне замка Карлеон, ставила перед ней Данла, полную тушеной говядины и вареного ячменя. Все окружающее заколыхалось перед ее глазами, как будто она видела это сквозь густой пар, поднимавшийся из миски. Ирвин предложил ей репу, и она откусила большой кусок. Горьковатый вкус был по-своему бодрящим.

Она сунула репу Большому Фредди.

— У меня никогда не было раньше своей лошади, — сказал вдруг он, объясняя свой дальнейший поступок.

У Ровены язык не повернулся возразить, когда он поднес репу к носу лошади, не откусив ни кусочка. Гнедая проглотила ее целиком. Лицо Ирвина вытянулось. Его рука метнулась к рукаву, куда были припрятаны их немногочисленные сокровища.

Снег начинал сыпать по-настоящему. Пушистые хлопья опускались на волосы Ровены. Солнце совершенно растворилось за завесой низко висящих облаков.

Ровена выдавила из себя улыбку, садясь на свою кобылицу.

— Мы можем поехать куда захотим. Весь мир — наш, и мы будем бродить по нему, как делают это все путники. Что значит голод в сравнении с радостью приключений?

— Проклятое неудобство все-таки. — Ирвин взгромоздился на свою лошадь. — Извини меня, Ро, что выругался при тебе. Хотя тебе небось приходилось слышать кое-что и похуже, живя в том гнезде благородных гадюк.

Ровена хотела возразить, но вспомнила, что и впрямь с губ Марли слетали значительно более крепкие выражения. Она склонила голову в царственном жесте.

— Я дарую тебе мое прощение на этот раз, Ирвин.

— Ужасно благосклонно с твоей стороны, — с ухмылкой прошептал Маленький Фредди.

Ровена толкнула коленом свою медлительную кобылу. Плотной группой они объехали замок и направились через холодное, серое пространство торфяника. Омертвевший папоротник хрустел под копытами лошадей. Ветер, не сдерживаемый даже голыми ветвями на этом пустом пространстве, хлестал снегом по их лицам. Ровена поглубже спряталась под свою накидку, со странной любовью и успокоением вглядываясь в этот суровый пейзаж. Здесь не было ни одного дерева, с которого могла броситься на них темная тень, вооруженная серебряным мечом. Не было пугающих призраков и видений в этой, кажущейся унылой, пустоте, которая сама была одним огромным видением той жизни, с которой было покончено навсегда. В этот зимний сезон безжизненного опустошения с детства знакомые торфяники вновь стали другом Ровены.

Ее оптимизма хватило до ночи, которая застала их сгрудившимися вместе за кучей заплесневелых листьев. Они лежали, прижавшись друг к другу в своем обычном порядке. Так они годами спали вместе в замке Ревелвуда. Спина Маленького Фредди была прижата к животу Ровены. Ноги ее были переброшены через его колени. Голову Маленький Фредди примостил на мягком Ирвине, а Большой Фредди свернулся вокруг них, как верная гончая.