– Пентхаус, – поправила Валя, – я приобрела наиболее дорогой вариант жилья. Сейчас строю дом с видом на Рублевку. Понимаешь, я очень богата и знаменита.
– Отлично, – кивнула я, – у вас, наверное, часто бывают журналисты?
– Каждый день! – не моргнув глазом соврала литераторша. – За пять минут до тебя корреспондент из «Фигаро‑Нью‑Йорк» ушел.
Я подавила вздох. Газета «Фигаро» выходит во Франции, в США свои издания, их там много, естественно, все я не знаю, могу назвать лишь «Вашингтон пост». Но почему‑то уверена: еженедельника «Фигаро» в городе небоскребов нет.
– Где вы принимаете репортеров‑борзописцев? – улыбнулась я.
– Да уж, согласна, совсем они оборзели, – заголосила Валентина. – Пишут, что хотят!
Я молча шла за хозяйкой по узкому коридору, оклеенному обоями, имитирующими простеганную золотыми шнурами телячью кожу. Глагол «оборзеть» не имеет ни малейшего отношения к существительному «борзописец», последнее родилось от слова «борзо». Борзописец – тот, кто быстро пишет. Так в девятнадцатом веке именовали журналистов, способных в мгновение ока написать статью. Интересно, кто Валя по образованию? В ее биографиии, которую мне предоставил Адам, значилось: «Имеет диплом Чердыкинского техникума балета, циркового искусства, торговли и философии». Факультет, где училась Нечитайло, не указывался. Кто она – клоун, балерина, продавщица или философ, – неясно. Надо было перед визитом поискать на карте России город Чердыкинск, а заодно порыться в Интернете, отыскать там сайт техникума и найти среди выпускников Тяпкину.
– Сюда, – приказала Валя, распахнула дверь и первой вошла в комнату.
Я, не ожидая ничего плохого, последовала за ней и с трудом удержалась от визга: «Мама родная!»
Прямо перед моими глазами из стены выбирался наружу… медведь. Прошла, наверное, минута, прежде чем я сообразила: это просто голова огромного Топтыгина, повешенная в качестве украшения.
– Не бойся, – по‑свойски похлопала меня по плечу Валя, – он дохлый. Мы с моим другом олигархом ездили на сафари в Кению, я там медведицу завалила.
Я чихнула. Бурые мишки не обитают на Черном континенте, там в изобилии водятся другие представители фауны: львы, носороги, обезьяны, жирафы.
– Иди, не укусит, – велела Валентина, – шагай смело.
Я еще раз чихнула, преодолела порог, зажмурилась, потом тихонечко приоткрыла один глаз. С чем бы это все сравнить?
Кроваво‑красные обои с золотыми горизонтальными полосами, алый диван, бордовые кресла, ковер цвета моркови, занавески, словно испачканные в томатном соке, стол, накрытый скатертью, напоминающей окровавленную простыню. В углу маячит ярко‑желтый торшер в виде обнаженной женской фигуры, в поднятой руке она держит абажур, смахивающий на половинку помидора, густо усеянного стразами. Чуть поодаль стоит буфет, покрытый позолоченной резьбой, с потолка свисает громадная люстра с хрустальными яблоками и стеклянными цветочками. На противоположной от медведя стене прибиты головы двух оленей, между окнами торчит башка горного козла, а на софе лежит маленькая, беленькая, очень грустная собачка и мерно помахивает коротким хвостиком.
– Красиво у меня? – с чувством произнесла Валя. – Нельзя жить в хламе. Правда?
У меня от обилия красного цвета, золота, хрусталя и трупов животных закружилась голова. Чтобы позорно не свалиться на пол, я быстро села около симпатичной болонки, погладила ее по голове и спросила:
– Как ее зовут?
Странное дело, псинка продолжала лежать в одной позе, помахивая без перерыва хвостиком. |