– Он имеет диплом режиссера‑постановщика, сейчас ищет пьесу, чтобы воплотить ее на сцене. Очень трудно найти спонсора, который согласится вложить деньги в спектакль, но еще сложнее отыскать достойный литературный источник. Классика Севе неинтересна, она вся давным‑давно облизана коллегами, а современные авторы пишут отвратительные тексты.

Большинство людей, услышав подобные речи, понимающе кивают и начинают беседу на иные темы. Но встречаются бестактные особы, которые не унимаются и продолжают любопытствовать:

– Ладно, я понял, что Сева находится в творческом поиске, а работает он где? В каком учреждении получает зарплату?

После короткой паузы, видя, что собеседник не отлипает, Жека говорит:

– На данном этапе Сева – арт‑директор московского клуба «Туннель». Это лучшее заведение столицы, оно находится в центре города, там собираются уникальные люди. Мальчик работает на износ, ночью бодрствует, днем спит. Не понимаю, как он выдерживает неимоверный график.

Лично мне Сева никогда не казался симпатичным, и я не понимала, что в нем находят девушки, коих вокруг него толпы. Он слишком худой, с болезненно бледным лицом, тонким злым ртом и узким мышиным подбородком. Но самое отталкивающее в лице парня – глаза. И дело даже не в том, что они неприятного зелено‑желтого цвета, слишком глубоко посажены и окружены почти черными синяками. Меня пугает их выражение. У Всеволода взгляд лжеца. Всякий раз, когда он разговаривает со мной, меня не покидает ощущение, что парень говорит неправду даже в тот момент, когда сообщает, что на улице светит солнце.

Услышав эту фразу от него, я непременно взгляну в окно и буду весьма удивлена, если не увижу ливня. Меня Сева не обманывал ни разу, но я почему‑то пребываю в уверенности, что парень не способен честно говорить ни о чем. Я недолюбливаю его и поэтому всегда с ним излишне приветлива. Он не сделал мне ничего плохого, и я испытываю неудобство от того, что безо всяких причин плохо к нему отношусь.

– Дело не в курении, – вдруг с усилием произнесла Жека, – прости, Лампуша, я не люблю грузить людей своими проблемами, но со мной в последнее время творится что‑то странное. Понимаешь, я стала очень нервная, прямо истеричка!

– Если бы так, – засмеялась я, – вспомни Свету Рагозину. Она легко могла опрокинуть на пол пюпитр, разорвать ноты, разразиться нецензурной бранью, а все из‑за ничего не значащих чужих слов, которые ей показались обидными. Помнишь, какой демарш она устроила Верочке Каскиной, когда та сказала: «Света, смени помаду, розовый перламутр тебе не к лицу»?

Ковалева поморщилась.

– Каскина всегда была бесцеремонной. Зачем лезть к человеку с советом, если тебя не спрашивают?

– Но это же не повод бросаться на Веру, рвать на ней блузку и орать, пересыпая свою речь бранью, потом бежать к начальству и требовать увольнения бедняжки Каскиной, – продолжала я. – Вот Светлана – психопатка, а ты нормальная, воспитанная женщина, на мой взгляд, даже излишне сдержанная. Я подчас поражаюсь твоему терпению, ты никогда ни на кого не жалуешься.

Жека неожиданно покраснела.

– С неприятностями надо справляться самой, нельзя превращать друзей в жилетку для слез. Если есть желание решить наболевшие вопросы, надо идти к психотерапевту, а не грызть мозг подруге.

Я улыбнулась.

– Лично мне очень помогает Катюша[3]. Хорошо иметь возможность обратиться к специалисту, он профессионально разберется с твоей бедой. Вот только посещать психолога придется долго, стоят его услуги совсем недешево, и он не даст тебе конкретного совета, не станет жалеть, и, вероятно, в процессе общения ты услышишь от него не совсем лестные для себя слова.