- Ну, а теперь, дождемся людей, и уходим. Далеко уходим.

Через час четыре машины разъезжались в разные стороны. Не было оружия в машинах на виду. Рыбаки. Немного речной рыбы, мокрые удочки, вымокшие, злые, немного выпившие мужики. Нет клёва, хоть удавись! Из-за дождя рыба ушла на глубину. Чертов прогноз погоды! И чертова эта "гидра из метеоцентра"! Бисова баба!

17.

Так и мы катили на привычной нам "буханке" в сторону райцентра. На въезде в город блок-пост. ГАИ и американцы. Побратались, значит. Паразит паразита видит издалека.

- Откуда?

- С рыбалки, командир!

- С рыбалки? - голос недоверчив.

- Да, эвон, прогнозу погоды поверили. Решили рыбы наловить. Ничего. Только тина и полные сапоги воды.

И точно у мужиков морды расстроенные. Одежда мокрая, и водкой от всех пахнет. Заглянули для порядку, фонарем посветили. Мокрые снасти и больше ничего. На виду ничего.

И снова смена адресов, смена документов. Если вспомнить за всю войну кем я только не был. Наверное, под тысячу фамилий получится. И возраст менялся, и гримироваться научился. Жизнь многому научит, было бы желание. А учиться никогда не поздно. Изредка приходили скупые весточки от родных.

Вот и на очередной ночевке пришел связной и молча передал мне свернутую бумагу. Я развернул, и сердце ухнуло куда-то вниз. Почерк жены. Закурил. Письмо было адресовано вроде как сестре, но я-то понимал, о чем идет речь. Конспирация. Я втянул жену и сына в эти игры. Прочитал. Закурил. Достал фляжку, сделал добрый глоток водки. Миненко молча смотрел на меня. Я закусил глоток водки сигаретным дымом.

- Как они? Все в порядке?

Я кивнул.

- Жене поменяли документы, сыну тоже. И снова они поехали только вглубь Сибири. На мою родину - станция Солянка Рыбинского района Красноярского края. Устроилась работать бухгалтером в хлебопункт. Все поближе к продуктам. Сын учился в школе. Понимает все. Откликается на новое имя, завел новых товарищей. Успел несколько раз подраться с соседней деревней Новая Камала. Ничего страшного. Солянские с камалинскими всегда "хлестались". Только вот они бы объединились, да, навешали кому надо люлей. А так - все в порядке. Главное, чтобы сын не забыл кто он на самом деле. И, что батя не бросил их и не забыл. А надо так... так надо. Чтобы помнил об этом и понимал это.

Иван закурил.

- Все нормально будет. Владимирович, чую, что все добром наше дело кончится. Не верил бы - не встрял бы. У самого сердце за семью не на месте, а что поделаешь. А вот насчет того, чтобы объединиться, да дать по шее кому надо, была у меня одна история... Помнишь, было время, когда в моде были длинные мохеровые шарфы. Сначала индийские. А потом народ сам приспособился их вязать.

- Помню. И что? - я недоумевал.

- Как-то по случаю, еще, будучи курсантом. Я сидел в одной кафешке в увольнении. Знамо дело - по гражданке, сижу с барышней лясы точу, само обаяние, ни на кого не смотрю. Кроме двух бездонных глаз юной прелестницы. Неподалеку были две компании и вот там мужики что-то там повздорили. Все в добром подпитии были. Ну, шумят они, и да, их проблемы. Мне нужно было за короткий срок добиться взаимной симпатии барышни. И вот эти мужики пошли на выход, оделись и в гардеробе уже одетые "бушлатятся". Что-то не поделили. А мужички -то, так себе. Росту малого, больше как петухи крутятся. Больше дуются перед друг другом. Тут из зала выходит еще один мужик. Высокий такой, осанистый. Росту под пару метров, да и килограммов под сто двадцать. Кулаки, что гири пудовые. Он неспеша одевается. Шапка-формовка норковая, крутая такая по тем временам. Шарф мохеровый длинный вокруг шеи на один оборот обернул, больший денег стоил тогда.