— А то, гражданин Андреев, что вас в тот день видели рядом с местом преступления. Факт зафиксирован в протоколе. Поскольку дружеского расположения вы не понимаете, в управлении мы проведем опознание, и все пойдет по законному пути...

— Начальник, — взмолился Сопля, — на понт берешь?!

— Ты меня знаешь? — спросил Катрич. — Я когда-нибудь против твоих зеленых волос что-то имел?

— Не-а...

— Тогда подумай, поперся бы я сюда по жаре на понт брать?

— Не-а, — согласился Сопля.

— Вот и делись тем, что знаешь, пока разговор между нами. Кого видел в тот день?

— Никого...

— Все, собирайтесь, Андреев.

— Капитан, — загундосил Сопля. — Клянусь, я не замазан. Они меня мигом пришьют, когда дознаются...

— Ты себя не чувствуй пуговицей, — успокоил его Катрич. — Твоя, — он кивнул на девицу, — не трепанет?

— Жаба? — спросил Сопля. — Не-а, она в порядке.

— Тогда ты чист.

— Всегда так говорят.

— Я слова когда-то бросал на ветер? — спросил Катрич сурово.

— Не-а, — согласился Сопля.

— Выкладывай. И не потей.

— Акула там был, — вздохнул Сопля, и глаза его испуганно расширились.

— Где именно?

— Он сидел за рулем. В той самой машине... Только вы меня...

— Слушай, Андреев, — сказал Катрич сурово. — Когда человек думает только о себе, он возвращается в состояние скота. Запомни это. Вот ты сейчас сделал доброе для общества дело и сразу назад. А ты думай о будущем. Оно рядом с тобой. У тебя такая прелестная подруга. А у вас, как я вижу, любовь...

— Подумаешь! — презрительно проговорила девица. — Тоже мне, ценитель!

— Кончик ниточки мы зацепили, — сказал Катрич удовлетворенно. — Теперь важно не оборвать.

— Давить таких надо, — невпопад ответил ему Андрей. — Дерьмо собачье, а не люди... Катрич не понял.

— Кого? — Кого же еще? Зеленоволосых!

— Тю-тю! — присвистнул Катрич. — Во как тебя, либерального демократа, пробрало!

— Почему «демократа»? — удивился Андрей. — Да еще «либерального»?

— А как же тебя еще называть? Прижать к ногтю преступников ты не считаешь возможным, поскольку прижимать должен закон и суд. И вдруг людей, которые перед законом чисты, ты считаешь возможным давить без всяких на то оснований...

— Считаю. Они тебе что, нравятся?

— Милый мой, — сказал Катрич и лихо, по-футбольному, пнул пустую пивную банку, попавшуюся под ногу, — может, и мне они не по нраву, но это не значит, будто стоит давить все подряд, что нам не нравится. Ведь признайся, тебе не понравилось, что они голые, и что баба не прикрылась, увидев нас?

— Хотя бы.

— Ты ушел от ответа.

— Да, не понравилось.

— А ты можешь признать их право находиться в таком виде дома?

— Дома? Да. За закрытой дверью.

— Здесь они тоже как дома. Пляж пустой. Они ушли подальше, куда никто не забредает. Это мы заявились к ним, а не они решили заставить тебя смущаться.

— Но...

— Появись они в таком виде на улице — дело другое...

— Но как она вела себя.