– Первоход?

Он картавил, и его «р» звучало как украинское «гэ». Но никто и не думал смеяться над этим дефектом.

– То есть? – дрожащим голосом спросил паренек и лихорадочно поправил сползшие на кончик носа очки.

– Первый раз к нам заехал? – глумливо усмехнулся амбал.

– Заехал?! Я не заехал, я зашел…

Хохот, улюлюканье – так уголовный молодняк отреагировал на дремучесть новичка. Даже Станислав презрительно усмехнулся. Он-то уже знал, что в камеру не заходят, а заезжают, и сидят здесь «пассажиры». Но в принципе он еще очень мало знал, поэтому не стоило расслабляться.

– А зачем зашел? Кто тебя звал? – спросил развеселившийся амбал. – Не видишь, тесно у нас… Иди постучись в дверь, скажи вертуху, что мест свободных больше нет, пусть обратно домой отправляет…

– Он не отпустит. – Очкарик улыбнулся робко и жалко, но в голосе звучала уверенность.

– Не отпустит, – подтвердил амбал. – Правильно говоришь. Зовут тебя как?

– Вячеслав Семенович… Э-э, можно просто Славик…

Приблатненная молодежь снова схватилась за животики. Посмеялись и блатные.

– А кем ты на воле был, Вячеслав Семенович? – сквозь смех спросил смотрящий.

– Музыкант я, на аккордеоне играл.

– А на флейте сможешь? – спросил лопоухий паренек с хитрыми и подлыми глазками.

– Нет, я на духовых не играю, – не уловив подвоха, лихорадочно мотнул головой Славик. – У меня грудь слабая…

Станислав заметил, как с плеча высокого и худого паренька с раскосыми, как у татарина, глазами вроде само по себе соскользнуло полотенце и упало под ноги очкарику. И тот его заметил. Сейчас он возьмет его в руки, чтобы вернуть владельцу. Станислав понял, что именно для этого татарчонок его и уронил. Но Славик не стал поднимать с пола свой приговор. Его затрясло еще больше, дробный стук зубов усилился, но он сделал то, что и должен был сделать. Наступил на полотенце и потоптал его своими негнущимися от страха ногами – сделал вид, что вытер их. И даже поблагодарил татарина.

– Спасибо!

– Ну ты в натуре! – раздосадованно сморщился он и пнул полотенце ногой. – Сейчас на грелке играть будешь! – Пригрозил он и показал на ржавую чугунную батарею парового отопления под самым окном.

– Вместо гармошки! – пояснил он.

– Сыграю, – кивнул Славик.

И снова проявил характер. Не побоялся выдвинуть условие:

– Если ты ее настроишь, я сыграю…

Снова смех, но на этот раз он был обращен к татарину. На Славика же смотрели как на клоуна, своими ужимками снискавшего не славу, но отпущение грехов.

– Правильно Вячеслав Семенович говорит, пусть Равшан настроит грелку, а он сыграет… – смахнув с глаз смешливую слезу, сказал смотрящий.

И его слово оказалось решающим. Славику показали на шконку, которую он должен был делить с двумя такими же доходягами-бедолагами, как и он сам. Но назвали его при этом Вячеславом Семеновичем, и это значило, так обязаны называть его все обитатели камеры. Путь в его имя-отчество вкладывался уменьшительно-насмешливый смысл, но факт оставался фактом – трусливый и чахлый Славик сумел завоевать хоть какое-то, но признание со стороны тюремного сообщества. Станислав был уверен, что его примут не хуже. Не самые злые волки правят здесь бал, а значит, с ними можно договариваться.

– Ты кто такой? – в упор глядя на него, спросил смотрящий.