Вот, чем приходится заниматься уважаемым грозным чародеям и иногда капитанам стражников.
— Эх, надо бы завести профессионального казначея, — посетовал Керлик, отодвигая стопку дорогой бумаги. Он и Марго расположились в кабинете. Тихо и думается хорошо. — До обеда, наверное, не успеем.
— Тогда, можно, я пойду, господин?
— Предатель…
— Нет, господин, я как твой стражник, должен иметь крепкую нервную систему — это великим магам можно быть сумасшедшими! — возразил Марго. — А разбор счетов ведёт лишь к психическим расстройствам!
— Благодарю, — хмыкнул Керлик. — Ладно, вали отсюда… Хотя нет, постой! Скажи ка мне, друг, почему ты обозвал Романд трижды змеёнышем?
— В сердцах. Ты только ему не говори, — потупился стражник. — Обидится же! А обиженный маг и герцогский сынок…
— Что это такое? — нахмурился чародей.
— Буквальный перевод с драконьего ругательства «Ши ш шу».
— Да, я что то подобное слышал от Си х Ха. Что это означает?
— Бастард. Точнее — ублюдок… В общем…
— Незаконнорождённый, — закончил Керлик и устало откинулся на спинку кресла.
Пророчество выкручивается. Пророчество не собирается рассыпаться… На этом «жизнеутверждающем» выводе раздался грохот. Снова кто то стоял за входными вратами и стремился попасть в Чёрный замок.
Чародей по уже сложившейся традиции встал и отправился вниз, однако, наученный горьким опытом, открывать не собирался. Но в замке обитало несколько поколений. Как только старшее поумнело, младшее принялось совершать те же ошибки. Керлик только выполз во внутренний двор, а Романд и Лита уже радушно распахнули входную калитку. И как успели то опередить? Один еле тащится после вчерашнего и сегодняшних тренировок, другая с трудом ходит!..
На пороге высилась фигура в серебристом плаще. Лицо гостя скрывал глубокий капюшон. У ног незнакомца пристроилась чёрная тень — пантера спасителей Мира и папочка Белобрыськиных деточек.
* * *
За покрытым чёрным бархатом столом сидел мужчина и раскладывал карты.
Хороший стол, удобный, большой. На нём расположились в ряд изящные хрустальные чернильницы непроливайки — по парам или по тройкам в композиции, в них чёрные и красные, имелись даже дорогие синие чернила. По краям столешницы, в специальных лотках лежали пергаментные свитки и листы бумаги, как исписанные, так и девственно чистые. Особнячком пристроились три толстенные книги, обитые кожей, на замках, и резной ларец орехового дерева, видимо для важных и, возможно, секретных документов.
Слева, несколько смазывая впечатление о строгости и деловой серьёзности хозяина, на столе высилась волшебная лампа — обнажённая дева, шествующая по крупным камням. Они стискивали, душили маленький, звенящий ручеёк, а дева, подняв высоко над головою фонарик, с таинственной улыбкой всматривалась в исчезающую в неравной борьбе с валунами воду. Красивая беломраморная статуэтка смотрелась на столе неуместно, безвкусно, как и чёрный бархат, однако хозяин не убирал её из личных соображений. Впрочем, по прямому назначению — светить, когда темно, — он её тоже не использовал. Не любил хозяин волшебной дребедени и по вечерам предпочитал зажигать качественные восковые свечи.
Хозяину довольно таки часто приходилось работать с наступлением темноты — за минувший день ему редко удавалось выполнить задуманное и, более того, нужное.
— А ведь многие почитают меня за бездельника и прожигателя жизни, — вздохнул хозяин, выкладывая на очищенный от бумаг и писчих принадлежностей центр стола очередную карту размером со свою ладонь. — Хотя нет, я не прав — таких всё меньше и меньше. Верно, Жесть?
Он посмотрел на пантеру, лежащую на подоконнике настежь распахнутого, несмотря на лютую зиму, окна. |