Изменить размер шрифта - +
Вероника могла запросто пощупать пульс у упавшего прохожего на улице, кем бы тот ни был, но к старушке, давно уже ставшей такой же неотъемлемой частью интерьера, как стены, пол или потолок, подойти не могла. Ей было страшно.

Вероника сделала еще шаг, а затем вдруг нервно засмеялась. Именно в это мгновение в гулком фойе подъезда вдруг послышался сочный басовитый сап. Консьержку не убили, она просто спала. Людям, отдавшим Веронике кассету и фотографии, не нужна была жизнь этой беззащитной и совершенно безобидной бабки.

Девушка стояла и смеялась, и смех ее все больше напоминал истерический плач. Она хохотала и хохотала, не в силах остановиться. Лифт за ее спиной поехал вверх, затем вновь опустился, и из него вышел профессорского вида пожилой мужчина, ведущий на поводке коккер-спаниеля. Остановившись, он внимательно посмотрел на смеющуюся девушку, по лицу которой катились слезы, а затем внезапно дал ей резкую пощечину. Смех моментально оборвался.

— У вас истерика, барышня, — спокойно и рассудительно произнес мужчина, и эта рассудительность показалась Веронике не менее дикой, чем сон консьержки на боевом посту. — Нельзя доводить свои нервы до такого состояния. Тем более в наше время. — Он осуждающе покачал головой. — Если хотите, могу порекомендовать вам замечательного врача. Мой школьный приятель.

— Нет, спасибо. — Вероника открыла сумочку, порылась в ней, отыскивая носовой платок, который почему-то оказался на самом дне, вытерла глаза. — Простите, у меня день сегодня начался… Даже передать не могу. Что-то невероятное.

— Ничего, у всех бывают тяжелые дни, — кивнул мужчина. — Поверьте мне.

«Такие вряд ли», — подумала девушка.

— Надо же, Анна Иннокентьевна уснула. Небывалый случай, — изумился хозяин коккера.

Пес, виляя хвостом, рванулся к столу консьержки и принялся деловито обнюхивать угол.

— Казачок, ко мне! — позвал мужчина и вновь повернулся к Веронике. — Вы уверены, что вам не нужна помощь?

— Абсолютно. — Она спрятала платок в сумочку. — Все нормально. Все в порядке.

— Ну что же, вам, безусловно, виднее. — Мужчина прошел через фойе странной дугой, мимо стола, словно приглядываясь повнимательнее к спящей пожилой женщине, хмыкнул, что-то неразборчиво пробормотал себе под нос и толкнул дверь.

Капризно взвыла пружина, и в подъезд ворвался утренний ветер. Он коснулся лица Вероники, огладил прохладной ладонью, словно успокаивая. Было это прикосновение настолько отрезвляюще свежим, что Вероника подумала: «А может, привиделись мне эти двое в масках спросонья? Вернее, с постоянного недосыпа. А впрочем, вот он — живой свидетель: Анна Иннокентьевна сидит, навалясь на стул, свесив до пола короткие, пухленькие, как сардельки, руки».

Вероника заглянула в сумочку. И конверт на месте, чуть помятый, с налипшими по нижней кромке крошками табака. Не приснилось.

Она пулей выскочила из подъезда и почему-то почувствовала облегчение, оказавшись вне замкнутого пространства. Будто внутри ее все еще могла подкарауливать неведомая опасность. Наверное, в ней проснулись инстинкты предков — жажда жизни, выраженная возможностью убегать. Она явно не принадлежала к породе хищников, хотя многие считали иначе.

Торопливо процокав каблучками к своему старенькому «жигуленку», Вероника открыла дверцу и плюхнулась на переднее сиденье. В машине девушка чувствовала себя более защищенной. Она достала ключи, сунула в замок зажигания, повернула. Движок чихнул простуженно, кашлянул пару раз, словно заядлый курильщик, и забухтел что-то, как старый ворчун, доживающий свой век. Вероника извлекла из сумочки пакет, достала кассету и вставила в магнитофон.

Быстрый переход