— А, черт. Достану я тебе чулки. Поищу в чемодане с образцами.

— Те я не могу носить. Они по щиколотке не садятся. Верно, придется мне идти с голыми ногами.

— Идти? — переспросил я.

— Я ухожу. Сейчас. Сегодня. Ничего мне от тебя не нужно. Заложу часы и кольцо — хватит на то, чтобы прокормиться, пока не найду работу. Все, чего мне хочется, — это уехать отсюда.

Да вали ты на здоровье, коли так приспичило, сказал я ей, туфли-то к полу не прибиты.

— Сначала только обмозгуй хорошенько, что да как. Лучше бы тебе перекантоваться тут, пока не нашла работу. В нашем-то городишке с ночными клубами туго.

— Что-нибудь найду. Я ведь не обязана оставаться в этом городе.

— Какого же черта ты раньше не искала работу? — спросил я. — Если бы ты тоже что-то приносила в дом, если бы хоть немного старалась…

— С какой стати? С чего бы мне это в голову пришло? Я что, должна горбатиться ради парня, который и в церкви слова доброго не скажет? — чуть не взвизгнула она и добавила уже спокойнее: — Ладно, Долли, я все это сто раз уже говорила. Я — это я, а не кто-нибудь другой. Может, я должна была больше стараться, а может, и ты, но мы не старались, и все было бы точно так же, начни мы сначала. А теперь, если позволишь… мне надо привести себя в порядок…

— Откуда вдруг такая скромность? — удивился я. — Мы пока что еще женаты.

— Ничего, недолго осталось. Не мог бы ты теперь выйти, Долли, пожалуйста?

Я пожал плечами и вышел за дверь.

— Ладно, — сказал я. — Я еду в центр, раздобуду чего-нибудь поесть. Удачи тебе и наилучшие пожелания ребятам из полиции нравов.

— Д-Долли… и это все, что ты можешь сказать в такую минуту?

— А что, по-твоему, я должен говорить? «Питер, Питер — тыкв любитель»?

— А т-ты разве… Ты не хочешь поцеловать меня на прощанье?

Я кивнул на зеркало:

— Это? Угадай с трех раз, пупсик. Правильный ответ — «нет».

Я вышел из ванной, подставив спину как чертов дурак, и в следующую же секунду получил массажной щеткой по черепу. Боль была жуткая, и ругательства, которые летели мне вслед, не слишком ее облегчали. Но я уже не стал бить Джойс и даже браниться с ней. Решил, что сказано достаточно. И сделано достаточно.

Я погрузил чемодан с образцами в машину и отправился в город.

Убил пару часов — ужинал и мухлевал с карточками клиентов, а потом вернулся домой.

Она ушла, но память по себе оставила — если вы понимаете, о чем я. Уж она постаралась, чтобы я надолго ее запомнил. Окна спальни были открыты нараспашку, и кровать вымокла от дождя. Моя одежда… в общем, с одеждой было покончено.

Она полила чернилами все мои рубашки. Ножницами вырезала здоровенные дырки в моем костюме, моем единственном запасном костюме. Все мои галстуки и носовые платки искромсала в клочья. Все носки и белье затолкала в унитаз.

Говорил же я вам, что она шикарная малютка? Настоящая куколка. Надо будет сделать ей что-нибудь приятное, если, не ровен час, снова ее повстречаю.

Я постарался навести порядок, ну, насколько это было возможно, и только часа в два ночи наконец управился и вытянулся на диване. Обессилевший, разозленный, удивленный. Ну не мог я этого понять. Зачем, если парень ей не нравился и она не пыталась с ним ужиться, она из кожи вон лезла, чтобы его заполучить?

Я встретил ее в Хьюстоне года три назад. Я был главным в бригаде, продававшей журнальные подписки, а она торговала сигаретами в дешевом кабаке — я почти каждый вечер заходил туда отдохнуть.