— Теперь так, ребята. Томас ведет одну группу к администрации. Автомат один на всех, вооружаться будем в бою. Друг Ворон — к выходу, там караулка, оружейный склад. Понимаю — трудно, но вас тут больше, чем солдат на вахте. Я с Лютым буду снимать пулеметные гнезда на караульных вышках. Вот этих двух, угловых. — Для верности он что-то показал рукой в воздухе, как будто напоминая направления ударов. — Действуем быстро и одновременно, всем ясно?

— Ясно, друг Остап. — Лютый взял трофейный автомат наперевес.

— Томас, вы подходите ближе и по возможности соблюдайте осторожность. Без команды не начинать, ладно? Тебя, друг Ворон, это тоже касается.

— Какая команда? — деловито уточнил одноглазый.

— Сам еще не знаю, — признался Червоный. — Смотрите в сторону вышки, той, что слева. Либо махну шапкой, либо буду оттуда стрелять. Но как бы там ни пошло, Томас, начинайте сразу, что бы ни увидели и ни услышали. Остальным быть здесь. Друг Мирон, поведешь людей.

— Да, друг Остап.

— Стрельба начнется так или иначе. Как только услышишь ее — веди людей в лагерь, открывайте бараки, выпускайте всех на волю. Следи за пулеметами, ведь у кого-то из нас не сразу может получиться. К тому же не забывайте о других вышках — там тоже пулеметчики. Но эти ближе.

— Погасим их — половину дела сделаем, — добавил Лютый.

— Не говори «гоп», — буркнул Червоный. — Пока действуем так. Дальше по обстоятельствам. Пошли, ребята. Со мной кто?

Не знаю, зачем шагнул вперед. Но Данила даже не отметил это и не оценил, хотя не думаю, что в тот момент мне вообще нужна была оценка. Просто вдруг остро захотелось быть причастным к чему-то важному. А важное — там, где Червоный.

15

Выбравшись на мартовский мороз, Червоный, Лютый, Ворон и один из литовцев, которому подошла шинель крупного сержанта, на миг остановились.

Суматоха около «политического» барака наверняка не осталась без внимания, и точно: прожектор с ближайшей вышки светил в нашу сторону. Червоный, стараясь держаться к свету боком и надвинув солдатскую шапку глубоко на уши, махнул рукой, чтобы дать понять — все в порядке. Тем временем Лютый и Ворон вели под конвоем троих зеков — якобы виновников ночного ЧП. Небольшая процессия двинулась, скрипя снегом, в сторону кирпичной двухэтажки — оплота лагерной администрации. Прожектор проводил ее, и в этот момент я с еще несколькими заключенными выскользнул из барака, стараясь сразу скользнуть за стену и прижаться к ней, чтобы спрятаться от света.

На ночной лагерь снова спустилась тишина. Луч прожектора переместился в центр плаца, расположенного неподалеку. Это стало для всех определенной командой: Червоный и Лютый мгновенно отделились от группы, к ним примкнули заключенные, готовые действовать немедленно, и я оказался среди них. Еще несколько человек присоединились к Ворону и Томасу. Одноглазому без всяких возражений отдали автомат, второй взял бандеровец. Передвигаясь в темноте быстро и стараясь даже не скрипеть снегом, все группы рассредоточились по лагерю, каждая — в своем, определенном командиром направлении.

Все-таки наши темные фигуры были заметны на общем белом заснеженном фоне. И если часовые на вышках не обратили на наши перемещения внимания, это можно объяснить тем, что в ту ночь карты легли в нашу пользу. Или удачно выбранным временем для начала акции: до середины ночи на морозе трудно продержаться даже в полушубке и битых валенках, сохраняя при этом максимум внимания. Плюс ко всему бдительность конвоя на угловых вышках притупилась давно. Ведь в нашем лагере несколько последних недель даже уголовные группы не особенно воевали — наверное, заключили что-то вроде перемирия.