— Раз ты не идешь, значит, и я должен тут торчать, — пробурчал недовольно Павел.
— Да ну вас к черту! — сказал Богатырчук. — Пригласил, а теперь назад? Ты меня из дому вытащил? Какое ты имел право, уважаемый?
— На тебе сорок копеек, и ступай один.
Богатырчук взял сорок копеек, подбросил их на ладони и грустно ухмыльнулся красивым ртом:
— Подлецы! Вы думаете, у меня действительно никакой чести нет? Подлецы вы после этого! На твои сорок копеек!
Он с размаху опрокинул ладонь на протянутую руку Павла.
— Убирайся! Богатырчук может принять приглашение товарища, а подачек не принимает. Если даже его пригласит Колька Котляров, этот беднейший из пролетариата Костромы, Богатырчук примет приглашение.
Колька Котляров сказал без всякого выражения:
— Я тебя не приглашаю.
— Почему?
— Не хочу.
— Нет, почему?
— Сказать?
— Скажи.
— Принципиально.
Колька стоял перед Сергеем мелкий, нескладный, ничего не унаследовавший от плотника Ивана Котлярова: ни саженных плеч, ни коренастости, ни буйной шевелюры, но сквозь плохонькую оболочку ясно был виден его принципиальный дух. Павел пошевелил руками в карманах и сделал шаг к Николаю:
— Интересно!
Одна Таня осталась на диване и спокойно играла пушистым кончиком косы на коленях. Колька под горячим взглядом Павла поежился, но не улыбнулся, отвел глаза и сказал негромко:
— Да чего говорить! Ты спроси у него, почему он не работает?
— Ха! — засмеялся Богатырчук и повалился на диван рядом с Таней. — Старая песня. Меня даже не раздражает. Дома папаша с мамашей талдычат, теперь Колька прибавился. Черт бы вас побрал, почему вы отца Иосифа на помощь не позовете?
— Нет, ты все-таки отвечай, — сурово произнес Павел. — Он тебе в глаза сказал, и ты в глаза.
— Знаешь что? Дома я читал «Три мушкетера». Знаешь, до чего интересно! Пришел ты, Цыган. Идем да идем! Пожалуйста! А вы мораль тут развели, труженики! Настойчиво требую, веди меня в этот самый «Иллюзион». Требую выполнения обязательств.
— Хорошо, выполню обязательство, а только скажи, почему ты не работаешь?
Богатырчук протянул руку по спинке дивана сзади Тани, и Таня немедленно выпрямилась, все так же теребя кончик косы.
— Скажу. Алешка и так знает. Скажу. Но все-таки нет справедливости. Алексей тоже не работает, однако ты его тащил в «Иллюзион»? Тащил, Колька?
— Тащил, так разница: Алешка студент, он работает, только ничего не получает. А с какой стати я буду тебя водить, когда ты нарочно не работаешь?
— Ну, хорошо. Почему я не работаю? Не хочу. Не хочу работать на Пономарева. Не хочу жить в этой самой Костроме. Здесь живут рабы Пономарева и Карабакчи. Ты сколько получаешь, помощник слесаря?
— В этом месяце заработал семнадцать, — хмуро ответил Павел, не глядя на Сергея.
— Семнадцать. А ты сколько, Колька?
— Не в том дело, а ты дальше говори. На кого ты хочешь работать?
— Ни на кого.
— Как это у тебя выйдет?
— Как-нибудь выйдет. Опять в цирк пойду.
— Балда! — сказал Павел. — А в цирке ты на кого будешь работать? Все равно на хозяина.
— В цирке не так, детки. В цирке я работаю для людей. И вижу людей. Вы этого не знаете. Когда выскочишь на арену на Цезаре… свет какой! Глаза какие! Да что вы понимаете?
— Чьи глаза? — тихо спросила Таня. |